Выбрать главу

Тезкин опечалился и не знал уж что подумать, как быть с этим переменчивым и таинственным созданием. Козетта думала о своем, а потом вдруг повернулась к нему и, ясно глядя в его глаза, чуть-чуть покраснев, промолвила:

— Сейчас пост, так что все это очень некстати. Ну что делать. Приходи ко мне послезавтра вечером. А дома предупреди, что ночевать не вернешься.

Он поглядел на нее ошалело, не веря тому, что услышал, а она грустно добавила:

— Только очень тебя прошу: не пытайся хоть в этот раз притащить с собой Леву.

4

В квартире напротив Тюфилевских бань был траур. То, что Саньке придется идти в армию, стало понятно уже год назад, и давно просыпалась ночами и лежала без сна Анна Александровна, рассеянно глядел по сторонам, не зная, что лучше сказать сыну в качестве напутствия, Иван Сергеевич, а отделавшиеся от почетного долга полуторамесячными институтскими сборами братья взирали на меньшого с нелицемерным сочувствием. Но только теперь они с очевидностью представили, что их Иванушки-дурачка, которому самому еще впору играть в солдатики, с ними два года не будет.

А Тезкину все было трын-трава.

В восьмом часу молодой любовник переступил порог квартиры, куда он так страстно мечтал попасть.

Будь Саня в тот вечер чуть внимательнее, он бы наверняка заметил, что его таинственная, скрытная возлюбленная, жившая вдвоем с матушкой, обитала в настолько нищенской обстановке, что даже тезкинская квартира показалась бы на ее фоне дворцом. Однако хозяйка позаботилась о том, чтобы скрыть все приметы убогости: в комнате горели свечи, очень ловко приглушавшие неказистость мебели, посреди стоял стол, уставленный всякой снедью, а сама Катя встретила его в домашнем платье, показавшемся ему верхом совершенства. Она была женственна и мягка, словно искупая этим всю свою предыдущую безжалостность, и герой мой и вовсе потерял голову. Он ощущал себя в эту минуту, как молоденький безумец, которому скажи, что за эту ночь он отдаст жизнь, отдал бы ее с восторгом. Но, видно, насмешнице судьбе столь романический и возвышенный оборот пришелся не по нраву.

Когда ужин был закончен, раздался звонок в дверь.

— Кто это? — побледнел Тезкин.

— Не знаю, — пробормотала Козетта.

— Может быть, мама?

— Это исключено. Я с ней обо всем договорилась.

— Тогда не открывай. Пусть думают, что никого нет.

В дверь снова позвонили, еще настойчивее и грубее, а потом стали бить.

— Эй! — раздалось следом, и, похолодевшие, они узнали этот голос. — Откройте!

Козетта подошла к двери.

— Что тебе надо, Лева? Я сплю. Уходи.

— Тезкин! — крикнул Голдовский. — Я знаю, что ты там! Если ты сейчас не откроешь, я выброшусь из окна.

— Дрянь какая, — побледнела Козетта.

— Слышишь меня? Ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. Ты себе потом этого никогда не простишь.

Козетта безвольно опустила руки, а Голдовский еще раз ударил по двери ногой.

— Откройте, крысы! — И его голос эхом прокатился по спящему коридору.

— Боже мой, это какой-то кошмар…

— Я сейчас выйду, Лева, — сказал Тезкин.

За дверью стало тихо.

— Спускайся вниз и жди меня там.

— Я здесь постою, — ответил Голдовский.

Тезкин повернулся к Козетте. Она была бледна, а в глазах у нее промелькнуло хорошо знакомое выражение, какое он видел когда-то у Серафимы Хреновой.

— Я сейчас выпровожу его и вернусь.

— Не надо, Саша. Он все равно не уймется.

— Но…

— Иди.

Тезкин обвел комнату глазами, как ребенок, у которого отнимают любимую игрушку, затоптался на пороге, порываясь что-то сказать, но Козетта с отчаянием и решительностью подтолкнула его к двери.

— Уходи же скорей!

Он снял с вешалки куртку и шагнул на лестничную клетку, где стоял в двух шагах от двери его безумный друг с сигаретой, пристально и цепко оглядывая вышедшего и прикидывая, успело это произойти или ему удалось помешать.