Выбрать главу

Гарольда это устраивало, нас всех это устраивало как нельзя лучше: если мы продержимся до темноты, нормандцам конец, они не смогут остаться на ночь в лагере у подножья холма, открытом для нападения сверху. Им придется укрыться в крепости, и может быть, Гарольд разрешит нашим ополченцам потрепать их во время отхода. Завтра к нам с севера и запада подойдут подкрепления, и тогда Вильгельм запросит мира, попытается добиться условий повыгодней, и все будет хорошо. С полчаса мы так стояли, надеясь, что все обойдется, но все это время мы видели, как носится вдоль своих рядов безумный герцог, как орет, приподнимаясь в стременах, выкрикивает вперемежку приказания, насмешки, ругательства. И что же? Представь себе, ему все же удалось вновь построить свое воинство. Теперь он поставил всадников впереди, поскольку всадники, как он убедился, несли наименьшие потери и при этом причиняли большой ущерб даже сомкнувшей щиты дружине.

Мы повторяли друг другу слова Гарольда: «Они в последний раз атакуют, выдержим этот натиск – и мы победили».

Вильгельм повел передовую линию всадников вверх, остановил ее примерно в пятидесяти ярдах от нас – будь у наших лучников хоть одна стрела, с этого расстояния они сумели бы поразить Ублюдка. Выехав вперед, он преспокойно повернулся к нам спиной и обратился с воззванием к нормандцам. Мы слышали его пронзительный, порой срывавшийся голос, короткие, рубленые фразы:

– Земля всем. Замки, рабы, женщины – мужчин не останется. Говядина, баранина, свинина – каждый день. Охотиться повсюду, собственные гончие, собственные лошади. Вдоволь меда и вина, чтобы не просыхать до конца жизни...

Его конь, уже третий за день, на этот раз темно-гнедой, задрожал, затанцевал под ним. Это движение обратило разум Вильгельма к более высоким материям:

– Сегодня вы переворачиваете новую страницу истории. Новый порядок, тысячелетнее царство. Ваши сыновья унаследуют эту землю, и сыновья ваших сыновей. До Судного дня или уж по крайней мере на тысячу лет. Да! Следуйте за мной, и получите землю на тысячу лет. Тысяча лет – пустяки! Соберитесь с силами, напрягите мышцы, кричите: Бог за Вильгельма, Англия будет нашей, и этот, как его, святой Георгий, что ли? Да, святой Георгий!

– Крест Христов, защити нас! – прошептал Гарольд.

Вильгельм развернул своего коня, взмахнул булавой (ему уже добыли новую), вонзил шпоры в бока своему коню, тот взвился на дыбы и едва не сбросил всадника, но Вильгельм цепко держался в седле. Он тут же укротил лошадь и медленной рысью двинулся вперед, придерживая поводья; все его люди последовали за ним. Мы поняли, как поняли и нормандцы: на этот раз Вильгельм не намерен отступать. Несмотря на все его вопли и чудовищный бред, несмотря на жестокость и придирчивость в мелочах, несмотря на то, что этот человек плохо владел своим длинным телом, в нем таилась особая сила – черная, наводившая ужас мощь. Да, мы знали, что его можно ранить и из раны пойдет кровь, только сам он не знал этого и потому был неуязвим.

Еще несколько мгновений, и все началось сызнова. Кони боками и грудью напирали на щиты, булавы и мечи сверкали над нашими головами, слышались крики раненых, грохот сталкивавшихся доспехов и ржание лошадей. Порой фонтан крови – своей ли собственной или чужой, – взметнувшись перед глазами, ослеплял воинов, строй то смыкался так тесно, что дружинники едва могли взмахнуть рукой и дышали с трудом, то вдруг раздвигался, и кто-то оставался в одиночестве, лошадь обрушивалась на него или булава разбивала голову... Потом всадники отступили, их место заняли пешие воины. Сражение вновь превратилось в ряд поединков, только теперь, стоило разомкнуть щиты и вступить в бой, врагов оказывалось трое против двоих, а то и двое против одного. В начале дня мы стояли плечом к плечу в два ряда, а в разомкнутом строю в четыре, и занимали весь гребень холма, теперь же, несмотря на подоспевшие подкрепления, мы едва составляли один ряд. Конечно, нормандцы понесли не меньшие потери, но они могли сосредоточить всю силу удара в том месте, где цепочка наших казалась слабее всего. Так они и поступили: вслед за пехотинцами в образовавшиеся бреши ворвались всадники.