Выбрать главу

Я сжал кулачки и подошел поближе к бабушке. Папа вынес из кухни швабру. Он нес ее, как багор, напоминая индейца, который идет бить лосося.

Охота на эту крысу велась давно, не раз по ночам наша квартира оглашалась криком мамы: «Крыса!» Включали свет, возникал переполох. Я пулей долетал до бабушкиной кровати и шлепался в нее. Начинались поиски, но крысы и след простыл. «Семен, посмотри под столом, — указывала мама. — А на кухне. А под диваном…» Отец покорно ходил туда-сюда, но постепенно его движения становились все более вялыми, и в конце концов он изрекал: «Тебе показалось. У тебя под носом крысы бегают».

Однажды мама ее чуть не подстрелила: по ее словам, наша крыска средь бела дня безбоязненно двигалась к спальне. Мама запустила в нее крышкой от кастрюли. Конечно, промазала.

Предложения завести кота мама категорически отвергала. «Животные распространяют заразу. Кошка будет ходить по улице, лазать по крышам, по туалетам, а потом — прыгать на стол. Или вы хотите, чтобы Игорь заразился?» Маму не могли убедить ни аргументы, что кошки — животные чистоплотные, ни обещания, что после поимки крысы кошка навеки покинет наш дом. Нет, и всё. Мама работала медсестрой в детской инфекционной больнице.

Отец заделывал постоянно возникающие щели-норы, бабушка сыпала туда мышьяк, в углу стояла мышеловка. Но крыса-невидимка была мастером своего дела — ей удавалось ускользать и существовать в нечеловеческих условиях. И вот наконец такая удача — крыска в кладовке!

Отец ударял концом швабры по всем углам. Я зажмурил глаза. Бедная крыскаЛариска… Но глухие удары становились все реже и вскоре прекратились.

— У тебя под носом крысы бегают, — изрек отец свою коронную фразу, означавшую — охота закончена.

Правда, для меня эта охота не прошла безболезненно. Утром маме взбрело в голову, что мне обязательно нужно сделать прививку. Заставила меня снять штаны и лечь на диван. Достала из ящика металлическую коробочку, в которой лежали шприц, иголки и пинцет.

Когда мамы нет, я тихонько вынимаю эту коробочку и играю «в больницу»: надеваю иголку на носик шприца и поочередно делаю уколы всем игрушкам. В эти минуты я безжалостен, не поддаюсь ни на какие уговоры. «У тебя желтуха», — говорю барсу. — А у тебя корь. Ну-ка живо снимай штаны и ложись!» — приказываю зайцу. Самый больной в моей лечебнице — плюшевый мишка: у него коклюш, оспа и свинка одновременно, поэтому он получает самую большую дозу лекарств. После процедур все куклы отправляются в палату и с замиранием сердца ждут, не захочет ли доктор делать им уколы по второму кругу. Тут все зависит от общего состояния больного, настроения доктора, а также опасности разоблачения со стороны бабушки. 

Но в то утро пациентом был я. Мама вскипятила воду, взяла шприц. Из иголки брызнула тонкая струйка.

— Не напрягайся, это не больно... Ну-ну, не плачь, уже все. 

3

Всей семьей мы сидели за столом.

— Игорь, ешь сухари, — сказала мама.

Я окунул сухарь в тарелку с бульоном и, поболтав его, стал медленно вынимать, так чтобы отваливались разбухшие куски.

— А ты почему не ешь? — обратился отец к маме.

— Что-то нет аппетита, — ответила она, выходя из задумчивости. Ее губы скривились и вытянулись.

— А когда он у тебя был, аппетит-то? — промолвил папа и потянулся рукой к мисочке, в которой лежали вареные кроличьи лапки. Папино лицо стало еще добрее, из глаз посыпались лучики. Вообще таким уверенным в себе и счастливым отец бывал лишь за столом, нигде больше.

— А где гарнир?

Звякнула кастрюльная крышка, и над столом совершила несколько перелетов в обе стороны большая ложка с гречневой кашей. Затем появились дольки помидоров, стрелки зеленого лука.

— Ты обедаешь, как барон, — поддела его мама. — Разве голодранцы так обедают?

Не обращая внимания, папа сервировал стол возле себя: овощи — с одной стороны, гречневую кашу с кроликом — с другой, кружку с огуречным рассолом — с третьей.

— Обед главного инженера, — изрек он, полюбовавшись стоящими перед ним яствами.

— А ты и есть — главный инженер, — подтвердила бабушка.

— Хоть в одном мне повезло: теща — золотая.

Все-таки здорово, что папа — главный инженер. И зря мама называет его голодранцем. На заводе папа наверняка очень важный, ходит, сдвинув свои кустистые брови. 

Вечером, придя с работы, он умывается и садится на свою табуретку в торце стола. На этой табуретке я могу сидеть в любое время, но только не тогда, когда папа собирается есть. Табуретка тогда превращается в его трон. Мама сидит напротив, но это место за нею как бы не закреплено — иногда она может умоститься посередке, иногда и на углу, а если нет аппетита, вообще не приходит к столу. Мое же место всегда посередине. Как на казни.