— Не беспокойся, если я где-нибудь и встречу этого коротышку в кепке, то ни за что не стану к нему ласкаться. Сдержусь. Я лучше незаметно буду следить за ним, — заверил Мурлыка.
Ну а меня тем утром куда больше пропажи несчастных кошек волновал красавчик Расмин. Действительно ли он так неотразим? Я решил заявиться к Исмине Парлавиде и увидеть это собственными глазами. Найду его — вызову на поединок и покажу, где раки зимуют, а где сардины нерестятся!
И вот под уважительным предлогом я распрощался с Куцым, Мурлыкой, Шишкой и другими сотрапезниками и осторожно перешёл дорогу, стараясь не попасть под колёса.
Пробираясь в густой траве среди ярких цветов, над которыми жужжали шмели и пчёлы, я мысленно разделывался с ним: «Вот тебе, Расмин! Получай! И ещё! Испробуй моих когтей! А вот эта царапина — мой тебе свадебный подарок!»
Уж я покажу этому хлыщу, чего стоят дворовые коты!
Невдалеке послышалось хлопанье крыльев. Я замер, внимательно осмотрелся — и увидел, как в камышах еле ковыляет раненый дятел со сломанным крылом.
Какое лакомство само ко мне идёт! В предвкушении еды я облизнулся.
Одним скачком я перерезал птице дорогу. Дятел дёрнулся, но был не в силах бежать. Я наступил ему на крыло; теперь он не мог пошевелиться и смотрел на меня с паническим страхом.
— Не надо! — взмолился он сдавленным голосом.
— Что-что?
— Не трогай меня! Я... я...
— Что — ты?
— Влюблён...
Хм, и он... Я невольно почувствовал к дятлу симпатию. Мне уже не хотелось его есть.
— Тебя как зовут?
— Трифон, — еле слышно пропищал дятел.
Сам не знаю, что на меня нашло, — мне вдруг стало жалко беднягу.
— И как же ты сломал крыло, Трифон?
— В меня попали камнем. Из рогатки.
— Кто?
— Какой-то мальчишка с разбитыми коленками.
Вот паршивец,! А скажи-ка мне, где ты живёшь?
— В лесу влюблённых дятлов.
— Там у тебя гнездо?
— Да, на ореховом дереве с двенадцатью сердечками.
Что на меня нашло? Приступ доброты? Обострение великодушия? Сам не знаю.
Не бойся, — сказал я, убирая лапу с его крыла, — я тебя отведу.
И я аккуратно прихватил Трифона зубами и понёс его прямо в лес влюблённых дятлов. Там, в этом лесу, повсюду цвели маленькие синие и жёлтые цветочки, опьяняюще пахла лаванда и щебетали неугомонные птицы. На всех деревьях были вырезаны сердечки с инициалами.
М-да, если бы мне кто-то сказал ещё вчера, что я стану спасать дятла, я бы не поверил...
Я забрался на ореховое дерево со свежими зелёными листочками, на которое мне показал Трифон, и аккуратно положил его в гнездо на краю густой ветви.
— Надеюсь, я когда-нибудь смогу отблагодарить тебя за твою доброту! — сказал он мне на прощанье.
— Да уж ладно, благодари судьбу за то, что вчера я ел барабульку, а сегодня посетил трёхзвёздочный мусорный бак, и поэтому не особо голоден...
И я направился к дому госпожи Парлавиды, полный решимости свести счёты с Расмином.
КРАСАВЧИК РАСМИН
Глава четвёртая,
в которой белый кот-красавец милостиво принимает заботы людей, а в это время за ним наблюдают две пары кошачьих глаз
Придя к Исмине Парлавиде, я обшарил весь цветущий сад, потом вскарабкался на черепичную крышу, прошёлся по мраморным верандам с витыми колоннами, пробрался в стеклянную оранжерею, залезал в беседки и домики, увитые виноградными листьями, запрыгивал на все каменные скамейки и на все балконы, — но нигде не обнаружил и следа Расмина. Тогда я ещё раз обошёл дом кругом — и через стеклянную дверь увидел впечатляющую картину.
Среди экзотических растений всех цветов радуги трапезничал белоснежный кот. Он лениво пробовал разнообразные лакомства с фарфорового блюда. А на блюде затейливыми буквами с росчерками было выведено его имя — Расмин. Я даже немножко позавидовал этому баловню судьбы. Никогда в жизни я не ел из такой красивой посуды. Да и вообще из посуды не ел — если, конечно, не считать посудой крышки мусорных баков.
И тут в комнату вошла рыжеволосая горничная в отутюженном платье с накрахмаленным передником. Она несла атласную подушечку изумрудного цвета. Вслед за горничной вышагивал франтоватый господин, на нём был жилет персикового цвета с перламутровыми пуговицами, брюки с идеально ровными стрелками и шейный платок из пурпурного шёлка.
Расмина бережно опустили на мягкую подушечку, и франт, который оказался — о-о! — кошачьим парикмахером, стал причёсывать его тремя разными щётками с золотыми ручками. При этом стоящий в углу граммофон с красной трубой наигрывал менуэты.