– Макс, Макс, скорее сюда!
По телевизору шел вечерний выпуск новостей.
– …Трагедия случилась утром, когда родители девочек ушли на работу, – камера смотрела на черные от крови простыни. – Кухонным ножом Татьяна Уварова нанесла восемь колотых ударов своей сестре, пока та лежала в кровати. Вероятно, двенадцатилетняя Марина еще спала, так как следов борьбы обнаружено не было. После совершения убийства Татьяна выбросилась из окна восьмого этажа. Причины убийства и самоубийства пока не ясны. По словам учителей и одноклассников, девочки прекрасно ладили. Происшествие стало горем не только для родственников и знакомых погибших, но и вызвало глубокий резонанс в научной среде, – мрачные виды квартиры сменились белыми стенами кабинета, а деловой закадровый голос –руководителем центра дублирования человека. – Сейчас доподлинно известно, что девочка, убившая сестру, а после выбросившаяся из окна, была получена методом дублирования. Делать какие-то выводы еще рано – необходимо провести ряд экспериментов, получить результаты анализов. Однако сегодняшнее происшествие указывает, что в период полового созревания у дубликатов формируется устойчивый психоэмоциональный сдвиг. Теория о подобных трансформациях психики существовала, но проверить ее было невозможно, поскольку только сейчас первые дубликаты и их генетические исходники вступили в фазу полового созревания. Если эта теория, проблематикой которой мы уже занимаемся, окажется достоверной, то мы стали свидетелями психоэмоционального взрыва. Но, повторю, делать какие-либо выводы еще рано. Причиной трагедии могло стать что угодно.
Братья переглянулись. В глазах Витьки блестели темные искры страха. Страх за себя или за брата? Кто из них дубликат? Кто психоэмоциональная бомба? Максим вздрогнул. Неизвестно, и брат ли, но он боялся именно этого. Душного предрешения. Незримого приговора.
– Забудь. Муть всякую показывают, – с деланной беспечностью махнул он рукой. – Толком во всем не разберутся, а уже... Телевизионщики, блин.
Но Витька, казалось, его не слышал. Страх в глазах брата наливался, тяжелел… Еще немного, и он брызнет черными слезами. Максим понял. Брат боялся за себя. Боялся напророченного безумия, убийства, смерти… Боялся потерять себя.
Телефонный звонок сказался крепкой затрещиной.
– Мама! – Брат прыгнул с кресла и пулей рванул в прихожую, – мама! Это она!
Но стоявший в прихожей Максим к телефону поспел первый.
– Да?
– Максимушка, шалопай, это ты?
От голоса матери тело выстрелило в небо – сделалось свободно, невесомо. Хотелось плакать от радости…
– Ма, это ты? Боже, черт, как же ты напугала нас!
– Так, ну-ка, не богохульничай.
– Что случилось? Ты в порядке? Нам сказали, что ты в реанимации!
– В реанимации?! Кто вам сказал?!
– Позвонили из больницы, сказали, что тебя сбила машина, и ты лежишь в реанимации.
– Вот… паразиты! – выдохнула в трубку мама и, уже спокойно, – Максим, я в травматологии. Меня действительно сбили. Врачи с ногой моей долго возились… Раздробило ее, говорят, хорошо. Вот сейчас, как дура, под анестезией с гирей на ноге лежу! Перепутали они. В одно время со мной еще одну женщину привезли: ее тоже машина сбила… Вот она сейчас в реанимации. И вы все это время думали что я…?! Боже!
– Мы сейчас приедем. Ты где?
– Не выдумывай. Не хватало еще, чтобы вы ночами по городу мотались. Время сколько? Завтра придете.
– Но мы с дядей Саввой!
– С Саввой… – Голос мамы смягчился, – в принципе, от дома недалеко… Ладно, я жду. Только быстро, а то замкнутся скоро.
Дядя Савва, казалось, обрадовался новости не меньше детей. Широко улыбаясь, он бегал в трусах по своей квартире – искал «приличные брюки» – поминутно ругал врачей-супостатов и ни на грамм не стеснялся юных гостей.
Колымагой сосед обозвал новенький «Опель». Темно-зеленая и тонированная внутри она пахла жасмином. Братья уселись на заднее сиденье, невольно потчуя дождевой водой бархатные сиденья.
– Вить, откуда ты знал, что звонила мама? – спросил Максим, когда дядя Савва выскочил в ненастье запереть гараж.
Отвернувшись к окну, Витька помолчал, вывел завиток на вспотевшем от дыхания стекле и тихо проговорил:
– Не знаю, Макс. Это как… Как знать, что идет дождь, если слышишь, что капли барабанят по крыше, – он посмотрел на брата. – Я услышал звонок и просто знал, что это мама.
Просто знал. Брат просто знал. Но почему? Почему он этого не знал?!