Антрепренерская квартира состояла из десяти комцат. Она помещалас в заброшенном барском доме. Места всем было достаточно, и комната сбежавшей Агнесы оставалась пустой. Михаила Семеныч сам запер ее на ключ, и никто не смел просить ее себе. Маленькия дети помещались в общей детской, подростки-мальчики в другой, девочки в третьей, а у больших была у каждаго своя комната, как было заведено изстари, когда еще параличный старик стоял во главе труппы. В этом муравейнике беззаботно подрастали будущие Гамлеты, короли Лиры, Марии Стюарт, Иваны Грозные, Марии Мнишек. С детства здесь создавалась какая-то театральная атмосфера, и любимой игрой был театр; маленькие артисты вымазывали лица сажей и рисовальными красками, одевались в простыни и одеяла и лицедействовали, как большие, особенно, когда их приглашал в свою комнату дедушка. Это называлось "генеральной репетицией". Больной старик был совершенно счастлив и давал свои советы тоном стараго антрепренера. Он точно оживал и лучшим артистам дарил яблоки.
-- А что я не вижу Агнесы?-- спрашивал он иногда и получал стереотипный ответ, что она уехала гостить в знакомым.
Труппа Хромпик-Закатальскаго существовала на семейных основаниях, вернее -- это была одна громадная семья. В глухой провинция еще сохранилось несколько таких оригинальных трупп, как последние обломки добраго стараго времени, хотя они быстро переживают метаморфозу. Ея основателем был не Михаила Семеныч и не старик Мухояров, его тесть -- труппа сложилась раньше и лет пятьдесят назад уже бродила по неси губернии. Теперешний паралитик, когда был антрепренером Мухояровым, пользовался большой популярностью и обставил свое дело очень хорошо. Он вызнал всю губернию, как свои пять пальцев, и в свое время был уже непременно на своем посту: осенью труппа играла в Заболотье, в феврале перебиралась на ярмарку в Пропадинск, после Пасхи ехала на воды, а летом кочевала по степным глухим городкам, где шли в это время торжки и меновая торговля. Мухояров отлично знал приливы и отливы денег в карманах своей публики и также подходящее время для своего репертуара. За тридцать лет антрепренерства он сделался "сбоем" антрепренером в этом районе и хвалился, что создал публику. Состарившись, Мухояров передал антрепризу своему зятю, Михаиле Семенычу, а труппа пошла вместо приданаго.
Теперешний состав труппы твердо хранил семейныя традиции. Поликсена Ивановна была grande-dame, ея брат Кирилл Иваныч играл водевильных дядюшек и заменял комика, сестра Капочка играла водевильных штучек, муж Капочки, Семик, резонеров и благородных отцев, старшая дочь Капочки, Любенька, заменила убежавшую ingénue и т. д. Из посторонних в труппе были только двое: первый драматический любовник Шлях-Капорский и рубашечный любовник Громов-Боярский. Сам Михайла Семеныч играл все, что приходилось, и шел вообще "на затычку". Даже чужие люди, как два любовника, не были собственно чужими: Громов-Боярский ухаживал за Любенькой, а Шлях-Капорский за Агнесой. Никто в труппе не сомневался, что эти две пары состоятся и труппа впоследствии перейдет к Шлях-Капорскому, как перешла от Мухоярова к Хромпик-Закатальскому. У Михаилы Семеныча, как человека опытнаго, были свои расчеты, и он особенно дорожил, что в труппе были непременно "свои" женщины. Поэтому рождение каждой девочки составляло общее торжество: из девочки вырастет большая девушка, а большая девушка и приведет в труппу, смотря по обстоятельствам, или комика, или благороднаго отца, или перваго любовника. Актеры-мужчины, оставаясь даже чужими, не портили труппы, а чужих женщин Михайла Семеныч боялся, как огня, особенно примадонн.
Убежавшая Агнеса унесла с собой все семейныя традиции. Вместо нея играли уже две примадонны, но оне принесли столько дрязг, раздоров и неурядиц, что Михайла Семеныч принужден был отказать им, предоставив роли Любеньке.