Хватаюсь за трубку.
— Алло! Батарея!
Тишина, обрыв на линии, и что теперь делать?
Рядом материализуется возница. Смотрю на кусок мяса, и вижу вместо куска его черепа со скальпом оторванное конское ухо.
— Вот хрена ты тут разлегся, придурок?! Связь нужна, бегом иди разбираться, или сам делай, или связистов напряги!
Есть же в армии такие, с позволения сказать, бойцы, ее настоящий и вечный позор, ни на что не способные, никуда не годные, ничего не умеющие и норовящие запороть самое простое дело. Это же из-за него сегодня у меня случился кризис ничегоневидения, если бы он нормально ночевал возле своего оружия, то есть лошади, как и полагается хорошему бойцу, то уж конечно учуял бы запах дыма, и я бы не отравился.
Пока его носит, оглядеться пока, слухи о занявших что-то немцах оказались сильно преувеличенными, их вообще поблизости нет. Большая деревня разрушена на удивление не сильно, десяток домов разбит, несколько горят, на слух все казалось гораздо страшнее. Наши окопы на южной стороне, вот где страх и ужас, уцелеть здесь трудно, а все же пара пулеметов молотит по немецкой цепи, нет, три, о, еще, четыре пулемета, и стрелки есть, дергают затворы винтовок. Нет, на первый взгляд страшно, траншеи полуобвалившиеся, и все брустверы в воронках от разрывов, но если присмотреться, народу много, копошатся, стреляют. Немцы лежат в полукилометре, густая цепь, командир поднимает солдат, короткая перебежка, залегают снова. Немного отстав от основной цепи несколько станковых МГ ведут с нашими пулеметчиками своеобразную дуэль, полосуя край деревни струями свинца. Мины нашей батареи пачками рвутся несколько в стороне и от цепи, и от пулеметов, то приближаясь к ним, то почему-то отдаляясь. Охренеть, куда смотрит Дергачев, неужели трудно было поставить наблюдателя с телефоном корректировать огонь? В немецком ближнем тылу холм, на обратной стороне две минометные батареи, дальше лес, за лесом короткоствольные пехотные гаубицы, стапятидесяти- и семидесятипятимиллиметровые, родные сестрички уничтоженных нами в прошлый раз. Впрочем, обстреливают они не только нас, но и лукьяненковский полк, а тот гораздо многочисленнее нашего огрызка, и держит оборону далеко на север за деревню. И дела у них похуже наших, если возле деревни им удается сдерживать немецкую пехоту, то дальше фашисты ворвались в траншеи и рассекли полк Лукьяненко надвое.
За деревней наша минометная батарея в четыре ствола ведет беглый огонь с уже известным мне отсутствием результата…
— Товарищ командир, связь исправили, проверьте! — Явился, хотя и запылился, хватаю трубку.
— Алло! Батарея!
— На связи, товарищ командир!
— Вижу ваши последние мины, дайте на двести ближе, одну!
Расстояние здесь небольшое, ждать долго не приходится, разрывы неправильным четырехугольником вспухают прямо за залегшей цепью. Фашисты, до того стрелявшие лежа в сторону наших окопов, разом опускают головы и вжимаются в землю.
— Пятьдесят ближе, беглым три!
Двенадцать мин, обгоняя одна другую, со свистом проносятся над деревней и сыплются на головы несчастным фрицам и гансам.
— Пятьдесят левее, беглым три!
Теперь и с этого участка никто не поднимется в атаку.
— Пятьдесят левее, беглым три!
Что-то заподозрившие фашики схватились за саперные лопатки, но поздно.
— Пятьдесят левее, пятьдесят дальше, беглым три!
Все, этот фланг атакующей цепи можно больше не принимать в расчет.
— Триста правее, одну!
Обработать другой фланг, пристрелочный залп ложится ближе, чем нужно.
— Сто дальше, одну!
Джалибек размахивает руками на батарее, очевидно переводя мои метры в цифры шкалы, наводчики крутят прицелы.
— Еще беглым три!
Бойцы в гимнастерках с темными от пота полосами на спинах разом бросают мины в раскалившиеся стволы.
— Пятьдесят правее, беглым три!
Очередная партия нациков корчится под градом осколков.
— Пятьдесят правее, пятьдесят дальше, беглым три!
Не прошло и двух минут, как цепь гитлеровцев, словно корова языком слизала, на пшеничном поле четкая ломаная полоса от пятен минных разрывов, и в этой полосе как мухи на липкой ленте десятки неподвижных и сотни слабо шевелящихся фигурок в серых мундирах. А теперь смахнуть пулеметы. Все же с немецкой стороны это наглеж, поставить в открытую станкачи в поле, нет, я понимаю, что нужна непосредственная поддержка пехоты, но сколько бы простоял наш пулемет вот так, открытый всем ветрам, минам и снарядам, если они наши пулеметы в пулеметных гнездах в траншеях давят на раз. Все же немчура работает профессиональнее наших, по крайней мере, пока.