Немцы ответили жесточайшими авианалетами, три девятки весь остаток дня заваливали бомбами и заливали пулеметным огнем позиции полка, окопы, деревни, в которых, по мнению немецкого командования могли размещаться наши части, взгорки, удобные для обустройства наблюдательных и командных пунктов. Не были забыты лощины и овраги, рощи и скопления кустарника, куда бы могли укрыться наши пушки и обозы. Только сами минометные батареи, вынесенные вперед относительно линии стрелковых траншей эта акция возмездия никак не задела.
Во второй половине дня три немецкие дивизии вошли в соприкосновение с нашей сто пятьдесят девятой на всем протяжении линии ее обороны, и если на участке нашего полка они были вынуждены отойти и зализывать раны, щелкая издалека зубами авианалетов, то другим полкам дивизии пришлось вступить в неравный бой всерьез. И не везде он прошел удачно для наших давно и сильно потрепанных боевых частей, так что к вечеру дивизия была сбита с занимаемых оборонительных позиций почти везде, и отброшена на пять-десять километров. Дергачев никакого приказа на отход не получил, да и обошли нас с флангов пока не сильно, поэтому полк остался на ночь на прежнем месте. И уже утром следующего дня этот приказ нашел нас, и майор нашел меня, чтобы поговорить о нем «в узком кругу ограниченных людей».
— Что я думаю об этом приказе? — Даже постановку такого вопроса было слышать странно, особенно от Дергачева. — Вообще-то, приказы не обсуждаются, а выполняются. Сказано, «сосредоточиться в районе деревни Гачки», надо сосредотачиваться, и именно в районе деревни Гачки.
— Это понятно, — терпеливо объяснял мне майор суть вопроса, — но! Предпринимать марш полка днем…, по-моему, немцы только этого и ждут, вон, с утра авиакорректировщик висит, очень им вчерашний отлуп не понравился. Бомбардировками-штурмовками по позициям они добились немногого, маскировка и обустройство ложных целей свой результат дали, но если мы сейчас выйдем на дорогу, будет совсем другой коленкор. С другой стороны в приказе нет того, чтобы «занять прочную оборону по линии такой-то, к стольки-то часам», что дает нам некоторую свободу рук.
Дергачев с надеждой посмотрел на меня, одобряю ли я такую трактовку приказа, несмотря на то, что юридически и бюрократически мое одобрение ничего не решало, и никакой ответственности с майора за правильность или неправильность его действий не снимало.
— Конечно! Да и потом, если бы у нас был приказ перейти в атаку, там промедление можно расценивать однозначно, если же мы медлим с отступлением, это совсем другое дело!
Практически возникла небольшая коллизия между буквой приказа и его духом. Дух требовал быть «в районе», буква допускала некоторые вольности по времени. Фактически, сосредоточившись там, где указано даже через год, Дергачев ничего не нарушал, но при этом подразумевалось, конечно, что он должен быть в деревне Гачки как можно быстрее. В пределах разумного. Что было разумнее, отправиться немедленно и привести на место растрепанный и деморализованный полк днем, или же дождаться ночи и привести туда же вполне боеспособное соединение, но на полсуток позже? В последние дни Некрасов совершал марши исключительно ночью, и вполне могло быть, что нечеткость приказа была допущена специально, позволяя комполка самому определить время выступления. Но вполне могло случиться и так, что размытость возникла ненамеренно, а отсутствие распоряжения о занятии обороны ничего не значила, Некрасов мог оставить полк в резерве, и заткнуть нами дыру в обороне позже, а может быть, уточняющий приказ уже ждал нас в Гачки. В любом случае, целый полк не мог слоняться, где попало, идти было нужно, вопрос, когда?
— Может, проще получить разъяснение из штаба?
— Не проще, Вы сами сказали, что штаб сменил дислокацию, проводной связи нет, посылать посыльного полдня пройдет.
Опять помолчали, думая каждый о своем.
— Я тут ночью подумал, раз отход не дали, а немцы с флангов обтекают, так ведь и мы флангам и тылам обходящих нас частей угрожать можем. Посидели бы днем сегодня на месте, а ночью подобрались бы ближе, и с утра такой тарарам на коммуникациях можно было устроить, что фашистам мало бы не показалось!
— Отличный план, товарищ командир!
— Нет, Лапушкин, теперь уже нет, приказ получен, и на сутки мы задерживаться никак не можем. Это я к тому рассказал, что я ночью же хотел с Некрасовым это дело согласовать, да уже тогда связи не было. И с авиацией немецкой думал, что можно сделать, уж до того они надоели, всю кровь выпили, даже собирался Вас отправить в рейд по ближайшим аэродромам.