Мы подобрались к фронту так, что он проходил как раз на грани моей видимости, я краем радиуса едва цеплял линию нашей обороны.
— Но если мы к тому холму подойдем, нам и укрыться негде, утром будем у немца как на ладошке.
— Ничего страшного, мы начнем рано, еще в сумерках, толком и не рассветет, как проскочим на ту сторону, а если самолеты там достанут, то дома и умирать веселее. — Тупо и не смешно пошутил я.
На этом и постановили, проложили курс по карте, особо тщательно подойдя к мелким деталям маршрута, во избежание произошедших прошлой ночью накладок.
Предпринятые меры дали свой эффект, утром я с чувством глубокого удовлетворения обнаружил нас точно на планируемом месте. Было еще темно, на востоке едва посветлела полоска неба, я скользил верхним взглядом над едва угадываемой линией немецких траншей. Когда я сказал вчера на совещании о небрежности немцев в обустройстве обороны, то имел ввиду отсутствие капитальных блиндажей и дзотов, сами же траншеи фашики отрыли с присущей им добросовестностью.
Джалибек задрал в небо трубу своего миномета.
— Миномет к стрельбе готов!
Этот утренний бой имеет свои особенности, поначалу немцы, спящие в палатках на обратном от фронта, и значит, обращенном к нам склоне холма, несут серьезнейшие потери. Но затем, когда они разбежались по траншеям, выковыривать их стало несравнимо труднее. Нехитрые укрытия отлично спасали мерзкие тушки вражеских солдат от летящих параллельно земле осколков, это не открыто лежащую пехоту истреблять.
Разобравшись с пушками, минометами и пулеметными гнездами, я в растерянности приостановил огонь.
— Что случилось, товарищ Лапушкин, почему не стреляем?
Попырин стоял между моей повозкой и минометом, бессмысленно вглядываясь в темноту, после начала обстрела прошло около десяти минут, и за это время еще не успело сильно посветлеть.
— Обстрел по укрывшейся в траншеях пехоте неэффективен. Бесполезно расходуем боеприпасы, из десятка мин в лучшем случае одна попадает в окопы, остальные впустую рвутся наверху.
— Одна из десяти, это прекрасно! Продолжайте обстрел!
Может, он и прав, это я привык к совершенно другим результатам, но если по-другому нельзя, придется продолжать. В конце концов, в том, что немцы сидят в траншеях, есть и какой-то плюс, от попавших в них мин раненых гораздо меньше, чем обычно, зато больше убитых. Если отстрелять еще сотню мин, десяток попадет в траншею, глядишь, и проход будет расчищен.
— Погодите, боец! — Похоже, злой лейтенант Панкин что-то придумал. — Если Лапушкин ведет огонь с такой точностью, то можно под прикрытием его мин вплотную подойти к немецким траншеям, и забросать их гранатами. А гранат у нас много, и своих, и трофейных.
— Рискованно! — Попырин задумывается. — Товарищ Лапушкин, ты сможешь обеспечить необходимую точность обстрела?
— Конечно! При подходе бойцов-гранатометчиков непосредственно к траншеям, я могу перенести огонь чуть дальше, только чтобы пугать фашиков и не дать им высунуться. И стрельбу тогда можно вести пачками по три мины с небольшими паузами, чтобы наши бойцы успевали приподняться, бросить гранаты и снова залечь.
— Хорошо. Давай, Панкин, сюда десять человек, проведем беседу, объясним и поговорим, чтобы было полное взаимодействие.
Вскоре десяток отобранных бойцов, загруженных под завязку гранатами, уже несся в направлении немецких траншей. Как и было обговорено заранее, при их приближении к цели Джалибек перенес огонь на ту сторону окопов, теперь мины не попадали в траншею, безопасно для немцев взрываясь за брустверами, однако через минуту за шиворот притаившимся фашикам в изобилии посыпались точно забрасываемые бойцами гранаты. Джалибек с моих указаний двинул огонь миномета вдоль очищенной от живых врагов траншеи, и параллельно его падающим минам двинулись бойцы гранатометчики.
Минометно-гранатный бой еще продолжался, когда я подал обозу сигнал на продолжение движения, и полчаса спустя вся наша колонна благополучно пересекла линию уже наших траншей.
— Лапушкин! Вернулся! Ну, здравствуй, здравствуй, рассказывай, что там у тебя наприключалось в дальних странствиях! — Первым из старших командиров дивизии на меня вышел сам Некрасов. Его штаб стоял неподалеку, услышав частый минометный огонь на противоположной стороне, он по телефону начал терроризировать командование занимающего на этом участке полка, выясняя причины суматохи. А узнав, в чем дело, примчался посмотреть на вернувшийся батальон лично. Не успели мы толком позавтракать, как он, наобнимавшись с Попыриным и его командирами и бойцами, добрался и до меня.