Спасибо Фирову, деньги у меня есть, однако срабатывает хватательный инстинкт, отвечаю автоматом, не задумываясь и не вспоминая об узелке рядом с дверью.
— Лучше триста, товарищ майор.
В масштабе цен я не ориентируюсь, но просить всегда надо больше, особенно, если могут дать.
— Триста всегда лучше, чем двести, — смеется Фиров, — это ты, товарищ Лапушкин, правильно сказал, держи!
— Спасибо, товарищ майор, от всего сердца спасибо! — Искренне благодарю я. — Скажу Вам по совести, редко встретишь такого душевного человека, как Вы, который и в положение войдет, и посочувствует, и поможет во всем! Спасибо!
Пожав майору руку, я иду к двери.
— Постой, а часы?!
— Отличные часы, товарищ майор, никогда с ними не расстанусь!
— Нет, погоди, так ты не уйдешь! — Фиров просто сатанеет, мужик он не мелкий, но с Лапушкиным редко кого можно поставить рядом, разве ярого полковника артиллериста Винарского. Левой рукой, чтобы не подвела свежевыздоровевшая правая, сгребаю командирскую гимнастерку на груди обманувшегося в лучших чувствах майора так, что добротная ткань жалобно трещит, и прижимаю его к стенке.
— Ты, майор, сиди и не прыгай! С такой справкой, что ты мне дал, любой жулик, а то и шпион без проблем до Киева доедет, это ты правильно сказал. И за такие фокусы тебе десять лет лагерей дадут, не раздумывая, если к стенке не прислонят. Поэтому, шум поднимать тебе никакого резону нет, сиди и не прыгай! — Повторил я, оттолкнув Фирова, взял узелок с деньгами и вышел в коридор.
— Встретимся еще, аферист хромой! — Высунув голову из кабинета, свистящим шепотом пообещал майор.
— Вот тогда и сочтемся, кто кому и сколько должен! — Согласился я с Фировым.
6
Неловко получилось с этим майором, обманывать человека нехорошо, даже если он сам жулик, и греет руки на несчастьях других. Были бы у меня деньги, я, конечно, расплатился бы с ним, как полагается, услугу он мне оказал неоценимую. Но не платить же ему его собственными деньгами, не настолько я законченный циник. Что до часов, то, каюсь, отдавать ему их я изначально не собирался, очень уж они мне нравились, и можно сказать, приросли. Если поразмыслить здраво, то какая разница, те часы или эти, лишь бы время показывали, в той жизни я вообще обходился без них, считая лишним предметом, узнавая время с телефона. А эти мои были не слишком удобны для фронтовика, противоударность и водонепроницаемость, это хорошо, но и недостатков хватало. Мало того, что издевательски громоздкие, видно сделанные специально, чтобы потяжелее, чтобы больше золота в них, так еще и куранты бьют при открывании крышки, в самый раз бойцу, сидящему, например, в засаде. И все же я к ним привык, и как сказал уже Фирову, никогда с ними не расстанусь.
Садовая ограда вокруг госпиталя состояла из одних дыр и лазов. Не знаю, почему это не беспокоило госпитальное начальство, возможно, считалось, что из госпиталя на фронт никто бегать не будет. А то, что выздоравливающие могут дезертировать, чтобы не возвращаться на фронт, это никому в голову не приходило. А может, главдоктору хватало других забот, а с Фировым, отвечающим за хоздела, и так было все ясно.
Через одну из этих дыр я и покинул госпиталь без труда и хлопот, несколько напрягало только наличие костыля, выздоравливающему не положенного, поэтому я решил обходиться без него. Ходить можно было и так, сильно хромая, вышагивая здоровой ногой и подтягивая больную, получалось медленно, но терпимо. С постами и патрулями в городе все было в порядке, не то, что в ближних тылах шестого корпуса. Ну, может и там сейчас наладили, а тогда была временная неразбериха, корпус долго отступал отдельными разрозненными подразделениями, фактически не представляя собой монолитную боевую единицу. Но это к слову, здесь патрули были, бояться мне их не стоило, и подойдя к первому встретившемуся, я поинтересовался, на чем и как мне добраться до Киева. Помогали тяжелораненому, едущему с передовой в тыл, все и охотно, поэтому в Киев я попал всего через два дня, что в условиях близости фронта, пусть и относительной, и общего беспорядка было исключительно быстро.
Когда на въезде в Киев наш ЗиС в очередной раз тормознули, попросив покинуть машину для проверки документов, я решил пока в город не лезть, а оглядеться, обосновавшись в пригороде. Кое-как сполз с кузова, поймал раздобытый в пути вещмешок, сброшенный добрыми попутчиками, и, показав лейтенанту справку, не спеша заковылял по разбитому тротуару.
Уже на подъезде к городу снова почувствовал горячее дыхание войны, где-то на севере и западе тяжелые удары мощных бомб, лай зениток, непрерывный гул канонады, неприятно сжимающий сердце. Над головой проносится тройка истребителей, не тупорылых, которых Назар во время эпического лежа в кузове полуторки называл «ишачками», а других, остроносых.