— Лорд Хайген по-прежнему считает, что может стать нашим следующим королем, хотя контролирует не более дюжины голосов. Ему было недосуг выслушивать наши предложения, он слишком занят набором сторонников. Возможно, через неделю или две у него появится причина изменить отношение к нашим словам. Тогда вполне вероятно будет склонить его на нашу сторону, но я бы не стал делать на него ставку. Скорее всего, он вступит в сделку с Ишером. Они всегда были близки, насколько мне известно.
— Что ж, пусть объединяются, — процедил Сульт. — А как насчет Ингелстада?
Глокта подвинулся в кресле.
— Я предъявил ему наши требования в категоричной форме, ваше преосвященство.
— И что? Мы можем рассчитывать на его голос?
«Как посмотреть».
— Не могу утверждать наверняка. Верховный судья Маровия давит на него теми же угрозами. Он действует через своего человека по имени Харлен Морроу.
— Морроу? Не тот ли лизоблюд Хоффа?
— Похоже, он добился повышения.
«Или понижения. В зависимости от того, как к этому относиться».
— С ним можно разобраться. — Лицо Гойла сложилось в весьма неприятную гримасу. — Без особого труда…
— Нет! — оборвал его Сульт. — Скажите, Гойл, почему так происходит: не успеет какая-то проблема появиться, а вы уже готовы разрубить ее, не сходя с места? На этот раз мы обязаны действовать осторожно. Надо показать себя респектабельными, надежными людьми, открытыми для переговоров.
Он подошел к окну. Яркий солнечный свет упал на крупный багровый камень в кольце архилектора и рассыпался на множество фиолетовых отблесков.
— Все это время об управлении страной никто и не задумывается. Налоги не собираются. Преступления остаются безнаказанными. Негодяй по кличке Дубильщик, демагог и предатель, беспрепятственно произносит речи на деревенских ярмарках, призывая к восстанию. Крестьяне то и дело бросают свои хозяйства и становятся разбойниками, совершают бессчетные грабежи и насилие, наносят убытки государству. Хаос расползается, и у нас нет никаких возможностей положить этому конец. В Адуе остались лишь два полка королевской гвардии, их едва хватает на то, чтобы поддерживать порядок в городе. А если кому-то из наших высокородных лордов надоест ждать и он решит поскорее захватить корону? Мы не сумеем этому воспрепятствовать!
— Может быть, армия скоро вернется с Севера? — предположил Гойл.
— Не похоже. Старый осел, маршал Берр, потратил три месяца, роя носом землю вокруг Дунбрека, и тем самым дал Бетоду время на перегруппировку сил за Белой рекой. Неизвестно, когда маршал справится с этим, да и справится ли вообще.
«Месяцы потрачены на разрушение нашей собственной крепости. Тут задумаешься, стоит ли усилий строительство».
— Двадцать пять голосов. — Архилектор бросил сердитый взгляд на шуршащие бумажки.
— Двадцать пять, а у Маровии восемнадцать? Мы очень медленно движемся вперед. Пока приобретаем одного сторонника, теряем другого — его уводят наши соперники.
Гойл наклонился вперед в своем кресле.
— Возможно, ваше преосвященство, снова пришло время обратиться к нашему другу в Университете…
Архилектор раздраженно фыркнул, и Гойл закрыл рот. Глокта глянул в большое окно, притворяясь, что не услышал ничего особенного. Шесть потрескавшихся шпилей Университета возвышались перед его взором.
«Что полезного можно там найти? Среди упадка, разрухи, пыли и старых идиотов адептов?»
Сульт не дал ему возможности долго размышлять по этому поводу.
— Я сам поговорю с Хайгеном, — сказал он и ткнул пальцем в одну из бумаг. — Гойл, напишите лорд-губернатору Миду и постарайтесь заручиться его поддержкой. Глокта, организуйте беседу с лордом Веттерлантом, пора бы ему определиться. Идите оба.
Сульт отвернулся от листов, исписанных чужими секретами, и пристально взглянул на Глокту холодными голубыми глазами.
— Отправляйтесь и добудьте мне голоса!
Быть вождем
— Холодная ночь! — прокричал Ищейка. — Даже не подумаешь, что лето.
Все трое обернулись к нему. Ближе всех находился седой старик, судя по всему, много повидавший в жизни. Рядом с ним стоял человек помоложе, с одной рукой — левая была обрублена выше локтя. Третий казался совсем мальчишкой. Он остановился на краю причала и хмуро смотрел на темное море. Подходя ближе, Ищейка притворился, будто хромает, — припадал на одну ногу и болезненно морщился. Он проковылял под фонарем, свисавшим с высокого столба рядом с сигнальным колоколом, и поднял флягу, чтобы они могли ее видеть.