— Давай сюда, Жаринов, сам справлюсь, — генерал, не чураясь, взял из руки лейтенанта ведро, поставил его на сухую, пыльную землю. — Свободен, лейтенант, — бросил коротко Шмелев, не интересуясь при том мнением полковника.
Ну а тот, естественно, не заметил подобной вольности. Не с генералом же тягаться ему, к тому же, по всему видать, разговор предстоял сложный, не для ушей адъютанта.
Так что лишь склонился Востриков над жестяным тазом, запустил туда ладони и, фыркая, с удовольствием, плеснул воду на лицо. На волосы брызнул, шею протер, смывая с себя и пыль, и грязь, и усталость ночного боя. Мог бы кто сказать — ну что ты как мальчик, не набегался с винтовкой еще? А что делать, если полк — это одно название? Списочный состав. Знали бы немцы — вопрос еще: драпанули бы? Почитай, на последнем издыхании взяли хутор, с наскока. Хорошо, что арьергард фашистский не уперся, разнесли им пару точек, те и отошли. Не стал их Востриков преследовать, да, честно говоря, и нечем было. Оба танка дошли на каплях соляры, один так и застыл в поле, ждут горючее танкисты. Ну а люди, люди тоже не железные, едва разошлись по домам, рухнули как убитые.
Тут, конечно, вопросы сразу — и соприкосновение с противником потеряли, и продвижение остановил. Но со стороны непосредственного командира проблем не будет, а на остальных плевать хотел Востриков. Свой темп он держал, да еще как держал, рвал как следует фашистскую оборону, на двадцать километров опередил соседа справа, а трехсотый полк вообще потерял.
А вот о чем сейчас генерал речь будет вести, доподлинно знал Востриков, и говорить ему не хотелось. Новостей у него для начальства не было, а выслушивать наставления и нравоучения он был не расположен. Все, что нужно делать, делал. И книжки[4] смотрели бойцы его, и особист сам контролировал, и допрашивали пленных. Будто ритуал какой, вопросы обязательные. За разведку свою, ясное дело, отомстить — святое. Но вот это навязывание сверху, доклады постоянные об успехах… Не нравилось это Вострикову. Будто над душой стояли.
Нет, понятно все, и ему самому расстрелянных жаль. А уж разведчиков своих как жаль! Но война же, каждый день здесь бой за боем, а в наступлении нынешнем и вовсе потери за потерями. Чем они-то хуже? В ночь вот, трое тяжелых и четверо легко раненных, каково?
— Говорю, ты газеты-то читаешь? — терпеливо переспросил генерал.
И молчать больше было нельзя.
— Читаю, Аркадий Давыдович, — отозвался полковник, вновь сполоснул лицо. Выпрямился, бросил на плечи полотенце, посмотрел открыто в глаза командиру. — Читаю, товарищ генерал, когда могу. И про то, что разведка моя, знаю.
Однако и Шмелев был не лыком шит. И взглядом пристальным его было не напугать:
— Значит, хреново читаешь, Востриков. Потому что разведчиков твоих положили фашистские изверги и целую деревню расстреляли как партизан. И злодеяние это неотомщенным остается по сей день, полковник. Так вот я вопрос тебе задаю — знаешь ли ты, какая часть в Дубовке орудовала?
— Нет у меня таких данных, товарищ генерал, — отчеканил Востриков, повернулся к тазику, подчерпнул из него немного воды. Взял с разложенной на лавке тряпицы мыло и, смачивая его, поливая из кружки, намылил шею и подбородок. Тщательно, побольше пены напуская. Щетина у полковника росла густая, черная, колючая, и дня три-четыре не бреясь, вид офицер приобретал зловещий.
— Это я тебя пока, полковник, спрашиваю. Смотри, как бы другие спрашивать не стали, — как камень обронил Шмелев, собрал горькие морщины у рта, всматриваясь в профиль Вострикова.
Прямой, чуть загнутый, как клюв, нос, острый, массивный подбородок, худые, высокие скулы, крупные уши. Все вырисовано четко на загорелом лице. Хороший комполка. Да и дивизионный хороший будет. Тактически грамотный, в части его любят и уважают, показал себя хорошо. В минусах — упрям очень, и в обращении с командирами невежлив. Шмелев терпеть это мог и умел, а вот кто другой станет ли — вопрос спорный.
— Товарищ генерал… — повернулся Востриков, сверкнул глазами, а слов, чтобы высказаться, не нашел. Но должен был понять генерал, свой он, в доску свой, все понимает, все чувствует, все знает. И про полк должен понять, что не полк уже, а батальон, про старания разведчиков должен понять, что в поиски не ходят, атакуют со всеми, да еще как атакуют.
— Это надо, Юрий Семенович. Заруби себе на носу: ЭТО НАДО. Во что бы то ни стало надо узнать, кто там был, — даже дослушивать не стал генерал.