Дэвид затаил дыхание. В трубке раздался гудок. И еще через мгновение голос Элиз произнес:
– Я думала, ты никогда уже не позвонишь! Для выпускника Итона, изучавшего математику в Кембридже, ты слишком долго соображаешь. Иштар, 9–08. Жду через пять минут.
Журналист бросился к лестнице.
«Шератон–Иштар» располагался в двух шагах от «Палестины». Оба отеля стояли напротив друг друга на одной и той же набережной Тигра, оставалось только площадь пересечь. Зеркальные двери гостиницы были распахнуты. На площадке перед ней приземлилась пара «Блэк хоуков». Из них выпрыгнули десятка два морских пехотинцев. Озираясь, они водили из стороны в сторону своими автоматическими винтовками. Рокот вертолетных двигателей заглушал все остальные звуки. В холле никто даже не попытался остановить Дэвида.
Скоростной лифт рванул вверх. Сердце предательски застучало. Репортер попытался справиться с участившимся дыханием. Не получилось. Посмотрел в зеркало – щеки покраснели. Влюбленный мальчишка и есть, – поставил сам себе диагноз Дэвид. Вот он пятый номер. Постучал и рывком распахнул дверь: направо душ, налево спальня, прямо – что–то похожее на кабинет.
Она сидела в глубоком кожаном кресле. Пальцы порхали по клавиатуре ноутбука. Сосредоточенное личико. Выбившийся локон, опоясывающий бархатную щечку. Перламутровые зубки, закусившие нижнюю губу.
Завершив какую–то операцию, девушка захлопнула крышку компьютера, бросила его на соседнее кресло и плавно, как рысь, поднялась навстречу репортеру.
Несколько мгновений они разглядывали друг друга. На Элиз было алое шелковое кимоно. Дэвид обнял девушку, прижал ее к себе и поцеловал. Она даже не попыталась оказать сопротивление. Не было в ней ни приторной скромности, ни жеманства.
– Дай сниму, – выдохнул он.
– Что?
– Вот это, – молодой человек попытался развязать узел на поясе.
– По–русски это называется «халат», – страстно прошептала девушка непонятное слово, – от арабского «хилат». И переводится как «одежда».
– Какое восхитительное слово.
Узел, наконец, поддался. Дэвид распахнул хилат. Так и есть – одежда: другой на девушке просто не было. Она показалась ему еще прекраснее, чем там – в душевой. Юноша подхватил ее на руки и понес в спальню.
Когда спустя час, а может быть и больше, все завершилось, Элиз села на кровати и зажгла сигарету. Силуэт девушки четко вырисовывался на фоне окна. Давно уже стемнело, но площадь между отелями была ярко освещена. Казалось, что и нет никакой войны. Раздающиеся время от времени автоматные очереди – это всего лишь праздничный фейерверк, а далекий грохот канонады – раскаты грома.
– А зачем нужна была эта головоломка в записке? – спросил Дэвид.
– Хотела проверить твою сообразительность. Разве ты не знал, что русским девочкам нравятся умные мальчики. Иванов–дураков, сидящих на печках, у нас и своих хватает.
– Иваны–дураки, это ведь что–то из вашего фольклора? – предположил журналист, – сказочные персонажи?
– И сказочные тоже.
Элиз наблюдала за тем, как сигаретный дым сносит в сторону струей холодного воздуха из кондиционера.
– А откуда ты знаешь про Итон и Кембридж?
– Смекалистость, смотрю, накатывает на тебя волнами. Вечером прилив, ночью отлив, – улыбнулась девушка, – навела справки, конечно же: книга регистрации постояльцев за стойкой, затем запрос в интернете. О тебе там, кстати, немного. Наверное, недавно работаешь в газете, и это твоя первая поездка в Ирак?
– Меня и в штат–то взяли только за сутки до вылета сюда. А так я был стажером.
– Как любопытно. И сразу попал на войну?
– А я не должен был ехать. Наш военкор свалился с лестницы и теперь пару месяцев будет передвигаться в инвалидном кресле. Ты, кстати, тоже не выглядишь матерой журналисткой.
– И, тем не менее, у меня, в отличие от тебя, хватило ума раздобыть видео с камер наблюдения в музее.
– Как?! – подпрыгнул на кровати молодой человек, – то есть, откуда ты вообще узнала о том, что я занимаюсь темой ограбления музея?
– Я и не знала, пока не увидела тебя на записи. Ты попал в объектив той камеры, что была направлена на ворота.
– Бедный охранник, – произнес Дэвид, – там же погиб и еще один человек. Совсем еще мальчик.
Журналист коротко пересказал девушке все, что произошло сначала возле музея, а затем рядом с мечетью. Пока он говорил, смутное сомнение стало закрадываться в его сознание.