Всю ночь они просидели за столом. Стосковался татарин по живому человеку.
Ему хотелось начать разговор, но разговора он так и не начал: какой-то страх его удерживал.
— А теперь выпьем за то, — Попов прищурился, — что хозяин припрятал, пока гости ломились в дверь.
Татарин невольно бросил взгляд на нары, но не успел он и сообразить, как купец проворно наклонился к оленьей шкуре и сунул под нее руку.
— Не тронь! Моя! — метнулся Бориска, но кореец оказался между ними.
— Ты чито? Твоя мало-мало тронь, моя мало-мало стреляй, — бесстрастно проговорил он, вытаскивая из кармана пистолет.
— Спокойно, милейшие! Спокойненько! — весело засмеялся Попов, подбросив на руке мешочек. — Мы все уладим как надо.
Бориска отошел к двери, сел на корточки и незаметно за спиной нащупал топор. По глазам купца он видел, что Попов из своих рук золота не выпустит.
— Расчет наличными по прежнему курсу! Эх, была не была, наброшу полтину на золотник, — Попов расстегнул сумку, выбросил на стол пачку денег и стал считать. — Ну вот и поладили. А теперь давай остальное.
— Зачем чужой берешь? Не нада твоя деньга. Нет у меня больше! — свирепо кричал татарин, сжимая топор за спиной.
За стеной заскулили собаки и смолкли. Попов прислушался и снова обратился к старателю.
— Не ври, милаха, не ври. Дурак и тот не держит все золото под шкурой?
Татарин молчал.
— А ну, Пак, набери-ка лоток и промой.
Этого больше всего боялся Бориска. Пески лежали тут, и тогда…
И вдруг он уловил какие-то звуки, доносившиеся с реки. Уж не сообщники ли купца? Бежать! Бориска толчком ноги опрокинул бадью и выскочил из зимовья.
— Куда же ты?.. Погоди!.. — кричал купец.
Татарин в несколько прыжков достиг берега и скатился под его высокую защиту.
Прислушался. Погони не было. Он даже удивился.
Вскорости хлопнула дверь, заскулили собаки, послышался скрип полозьев, но вскоре все стихло.
Что вынудило купца к такому поспешному бегству? Бориска постоял, послушал и осторожно подкрался к избушке. Заглянул.
Никого. На столе пачка денег, куски хлеба, мясо.
— Се-ло-век!.. Бори-с-ска! — звал простуженный голос. Бориска набросил на плечи шубу и пошел к берегу.
Шло пять нарт. Молодой каюр, увидев человека, остановил упряжку.
— Иван шибко просил завезти и еще купить на Сеймчане одежду тебе, обувь, мясо. Большой мне приятель сделался, — говорил парень, заворачивая упряжку по ключу.
— Куда?! — Бориска преградил дорогу упряжке. — Вали тут, сама таскать буду!
Каюр глянул на его свирепое лицо, торопливо сбросил узлы и ударил по оленям.
Они сидели в двойной теплой палатке на бамбуковых стульчиках и за таким же столом в палатке Громова.
— Ты пей, дорогой, пей! — подливал Попов спирт Громову. — На меня не гляди. Я ведь не ем столько жирного.
— Разве не ты мой гость? А может, таишь лукавые мысли? — щурился Громов. — Раньше ты арендовал нарты у других.
Не объяснишь же Громову, что он давно хотел перебросить товары на Буянду и превратить их в меха, что с мехами он решил спуститься в низовья Колымы, а там рукой подать до Аляски. На шхунах Свенсона у него есть знакомый, перевезет. А там кругленький счет в банке Нома. Открытый кредит фирмой «Аран-Гуми» ставил его в зависимость от японцев. Этой зависимости ему не хотелось.
— Никак обеднел оленями? — засмеялся Попов. — Ушли мои каюры. Я не предупредил, а дело не терпит. Тебе-то что? Крикнул пастухам — и поехали… Пей, любезнейший! Пусть нам будет хорошо! — Он поднял кружку.
В палатку вошел заснеженный пастух.
— Нашел белого ездового? — нахмурился оленевод.
Пастух почесался и отрицательно тряхнул головой.
— Ищи! — властно приказал Громов.
Пастух потоптался.
— Всю ночь обходил стада. Метет шибко. Олени все белыми кажутся. Пожалуй, подождать бы, пока утихнет, — испуганно бормотал он.
— Ищи! Ты совсем стал ленящимся.
Пастух вышел.
— Сушат заботы, — вздохнул Громов. — Чем возить? Дохнут олени, ездовых совсем не осталось. Ты верно сказал: неимущим делаюсь. — Оленевод вытер глаза. — Пойди в стадо, на пальцах пересчитаешь.
— Ай-ай-ай! — насмешливо протянул Попов, — и верно, неимущий совсем. То-то пастух за сутки не разыскал в стаде твоего ездового. Нам с тобой поладить можно. Я буду в низовьях торговать, а ты тут хозяйничай. Смекаешь выгоду? Хочешь, товарами в долг помогу? — Он снова плеснул себе спирта и налил Громову.
— Товарами? Ты это славно придумал, — оживился оленевод. — Я развезу до стойбищам, юртам. Никто не найдет, не отберет. Давай выпьем, однако! А ну, Маркел, достань гостю чего-нибудь пожирней.