— Не ведаю! — Мирон насторожился. — А может быть, вам что-нибудь известно об отряде красноармейцев из Якутска?
— Ниотколь он не придет. Перепугался ихний командир Пыжьянов и вчерась повернул на Якутск, — не задумываясь, ответил, парень. — Чего теперь спорешит ревком? Сражаться аль текать? А?
— Вам куда? — не ответил Мирон на вопрос.
— Сюды! — показал тот прямо.
— А мне туда! — Мирон пошел в другую сторону.
Сведения парня оказались правильными.
В Новом Устье высадилась военная экспедиция есаула Бочкарева. Ее снарядило во Владивосток белогвардейское правительство. Подтвердилось и то, что отряд Пыжьянова, не доходя до Охотска, повернул обратно в Якутск.
Когда Мирон пришел в ревком, уже было принято экстренное решение: отбить атаку соединенных сил Бочкарева — Яныгина и небольшими отрядами пробиваться на Якутск…
Председатель ревкома, пожилой, сухощавый человек, окруженный командирами групп, тихо говорил:
— Первыми пойдут раненые, слабые. Для прикрытия их выделяется взвод красноармейцев. Коммунистам немедленно разойтись по своим местам.
Люди проверяли оружие и расходились. Под окном тянулась цепочка солдат и неслышно исчезала за сугробами. Пламя лампы тревожно металось до стеклу, но люди были собранны, спокойны.
Мирон протолкался к председателю.
— Связались с Якутском? — спросил председатель.
— Обрезаны телеграфные провода.
— А по радио?
— Не ладится с передатчиком.
— А надо бы,— председатель пытливо посмотрел на Мирона. — Ты сам понимаешь, как это важно. Может, ты разберешься?
— Попытаюсь. С Якутском связаться крайне необходимо. А где радист?
— На станции он. С обеда возится. Иди, брат, выручай. — Председатель подозвал якута: — Упряжку будешь держать у станции. Жди Мирона. А ты, Федор, — окликнул он моряка, — иди с Мироном. Отвечаешь мне за него головой.
Федор вышел первым, Мирон за ним.
Радиостанция стояла на окраине города. Шел редкий снег. По улицам двигались бойцы.
Где-то на другом конце города раздался первый винтовочный выстрел, и сразу же ожесточенной дробью ответил пулемет.
У радиостанции Мирон подождал моряка. Вскоре моряк вернулся.
— Порядок. Можешь, товарищ, приступать. Я тут погляжу.
С Якутском удалось связаться только к утру. Когда в городе уже шел бой.
— Скорее, скорее! — торопил Мирона моряк, но Мирон хотел передать самое главное.
— К черту! — закричал моряк и схватился рукой за ключ. — Еще минута — и они будут здесь!
— Еще несколько цифр, — спокойно отстранил руку Мирон и снова застучал.
Наконец Мирон поднялся.
— Все. Пошли.
Пригибаясь, они обошли радиостанцию. Вдруг Мирон услышал выстрел. Оглянулся. С наганом в руке прямо на них бежал тот мордастый парень, с которым совсем недавно он повстречался по пути в ревком. В помощь прислали, успел подумать Мирон.
Но парень истошно закричал:
— Сюды! Тут он, висельник ольский! Держи-и-и! — И не успел Мирон понять, в чем дело, как парень выбил у него оружие и навалился грудью, выкручивая руки…
…Выпал снег. Ветер встряхивал дом, проникал в окна и щели. Лена тоскливо глядела в окно. Лиза куда-то ушла. Ушла, и хорошо. Не так уж плохо побыть одной, когда на душе бог весть что. Хоть и поговорили они с Лизой, а осадок остался. Прежней близости между сестрами уже не было.
Лена оделась и вышла. Ноги сами понесли ее к морю. Лена брела по мелкому снегу, прислушиваясь к жалобному бормотанию переката. Думала…
С моря надвигалась, мгла. Чернел знакомый силуэт шхуны Токедо. Чего так зачастили японцы?
Начался густой снегопад. Лена пошла обратно. Навстречу к морю промчалась упряжка собак. В седоке она узнала оленевода Громова.
Ее нагнал Петька.
— Понимаешь, сам Громов прикатил. Винтовки со шхуны привез. Патроны. Грузить помогаю.
— Винтовки? — Лена пошла тише.
— Совсем новые. Еще в масле.
— Японцы вооружают кулаков. Ты понимаешь, что это может значить? — забеспокоилась Лена.
— Кто знает. Может, это для промысла, — с присущей беспечностью ответил Петька. — Не воевать же.
— Ты думаешь? Мне кажется, надо сейчас же сказать об этом учителю. Ты это сделаешь?
— Учителю? Ладно, скажу. А если нет дома, найду Федота. — Петька убежал.
Лена пришла к себе. Лизы еще не было. Лена разделась. Тоскливо.
В треснувшее стекло пробивались снежинки и серыми брызгами рассеивались по полу. Оторвавшийся наличник поскрипывал, как бы жалуясь, что гвоздя некому заколотить. Лене стало еще горше. Она обняла колени и принялась глядеть на слабое пламя в печке.