— Золото искать. И я хотел с ними, да не пустил, идол, — живо отозвался Усов. — Какой нажиток в нашей службе-то? Живота не жалеешь, вон как стараешься, а для кого? Я ведь добровольно служу. Отцу хотел досадить, сквалыга он ненасытный…
— А я по мобилизации. Муторно мне все это, — вздохнул Басов.
— Нешто сигануть норовишь? — моментально насторожился Усов.
— Тебе только скажи…
— Не, не выдам, — засмеялся Усов. — Сам без мала решился, да поколе зима, негоже. Куда сунешься?
— К Яныгину. Ты же у него служил, — предложил Басов.
— Охотник он, да и блатной. С таким в острог угодишь. Зверь он. Как-то захватили мы живьем тридцать пять большевиков. Яныгин приказывает мне: «Соединяй их прямым проводом с Кремлем».
— По телеграфу, что ль? — недоверчиво покосился Басов.
— Ничего себе — телеграф! — захохотал Усов. — Располоснули брюхо, вытянули кишки да на стенку на гвоздь. Вот тебе и прямой провод. Я ушел от Яныгина. Неспокойное дело. Вдруг опосля вспомнят?
Басов ничего не ответил и отодвинулся.
Поблек закат, туман поплыл вверх и запеленал небо.
Где-то далеко послышались голоса, но шуршание снега и скрип полозьев притушили звуки. Якут прикрикнул на оленей.
Заторопил свою упряжку и Усов:
— Ну-кося чесанем…
Но тут неожиданно грянули выстрелы. Олени испуганно рванулись. Навстречу им бежали вооруженные люди. Они мигом остановили обе упряжки.
— Ага-а, убивец! — налетел на Усова бородач с дубинкой. — Вот тебе, пес смердный, — приговаривал он, колотя солдата по голове и по спине.
Усов втягивал голову в тулуп, стараясь уклониться от ударов.
— Подожди! — подбежал к Канову Полозов и, отстранив его, толкнул Усова ногой. — Ты, кажется, хоронить меня собирался? А ну, рассказывай, подлец, кто убил Елизавету Николаевну? Ну-у?
Усов, озираясь, что-то мычал. Полозов поднял его за воротник.
— Вот крест, не я! Сама утопилась, ей-богу! — перекрестил Усов щепотью лоб. — Да ты чаво? Ведь вызволил я тогда тебя. Без мала догнал. Пальнул бы, да расхотелось. А ты эвон… — бормотал он, размазывая по лицу слезы.
Полозов с отвращением толкнул его и поднял ружье.
— Молодой я, малоумный! Бей вдосыть, жизнь оставь!.. — заголосил Усов и бросился к ногам Полозова.
— Не гоже так, сыне! — отвел ствол ружья Канов. — Воздать надобно, но советом всех.
— Да-да. Ты прав, старина, — опомнился Полозов и ударил себя в грудь. — Душа, черт ее раздери! Не могу видеть! Не только Мирона и Лизу — не пожалели и стариков. Пусть сам Федот за отца…
— Не зри! Иди распоряжайся. Постерегу. — Канов положил дубину на плечо.
Усов уткнулся лицом в снег, всхлипывал. Басов закашлял, стараясь привлечь внимание.
— Отвоевался, бандит? Тоже доброволец? — зло спросил Полозов, подавляя подступившую к горлу спазму.
— Напрасно ты. По призыву я. По неволе. — Басов вздохнул, потер рукавицей переносицу: — Возьми к себе в отряд? Пригожусь. Винтовки на нартах вон.
— Решим, что делать с тобой, — сказал Полозов Басову и пошел навстречу Миколке. Федот стоял на обрыве и перекликался с пастухами.
— Куда оленей-то? — спросил он, сдвинув со лба малахай.
— Отобранных у бедняков вернем. Подаренных богачами белогвардейцам — на мясо. А как ты считаешь?— отозвался Полозов.
— Верно решил, — согласился Федот. — Будем уходить дальше в тайгу, пригодятся.
— Каюр знает, чья пушнина на нартах? — спросил Полозов Миколку.
— Семен помнит все. — Парень потрепал старика-якута по спине и, увидев Усова, кинулся к нартам, вытащил винтовку и передал Полозову. — Отплати за Мирона.
— Не спеши! — оборвал его Полозов. — Решим все вместе потом.
Миколка подошел к Усову и оглядел его со страхом и отвращением.
— Я хочу его видеть покойником.
Усов громко заплакал, стараясь всех разжалобить. Подошел Федот.
— Это убийца! — Миколка ткнул Усова прикладом в бок. — Я видел, как он убил Мирона. С ним надо поступить так же.
— А как ты думаешь, Федот? — Полозов посмотрел на Федота.
Усов вскочил, всхлипывая, протягивал руки то к одному, то к другому.
— Плохой он, но зачем его смерть? Даже худая кровь не скажет о хорошем, — подумав, степенно и негромко заговорил Федот.
— Он хуже зверя! Ты забыл о своем отце! — Кровь прилила к лицу Полозова.
Федот терпеливо выслушал всех и досадливо поправил шапку:
— Нельзя болью тушить гнев, — Федот посмотрел на Полозова и все так же спокойно продолжал: — Добрая слава лучше плохой крови. Разве закон призван служить несправедливости? Ну, убьем его, пошлют карателей и примутся за таежников.