Петька сидит позади и все время смотрит на берега. Весна наступает решительно, и это волнует его: не захватил бы паводок.
От этой мысли в душе его закипает злость на Громова, подвел-таки богатей: нарты пришли в конце апреля. Хорошо еще, что быстро справились с погрузкой.
Вечером Петька вернулся в Олу, а утром погнал потяг в тайгу. Он хотел посмотреть, как движется аргиш. Нужно было успеть подготовить склад на Элекчане и еще по зимней дороге отправить товары в юрты, кочевья.
— Тах! Тах!.. Кук! Кук!.. — покрикивает каюр, и собаки четко выполняют несложную команду, поворачивая то вправо, то влево, объезжая блестящие купола наледей. И уже снова окрик каюра.
— Той! Той! — команда на отдых. Как-никак, четвертые сутки в дороге.
Но что такое? Петька приподнялся на колено и понюхал воздух: пахнет дымом.
Показались разбитые на берегу маленькие палатки, ряды нарт с грузом, костры.
Упряжка с лаем и визгом влетела на берег. Из палатки вылез старший каюр Александров. Петр побагровел от возмущения.
— Кто позволил делать дневку? За четыре дня — сорок верст?! С буржуем сговорился? Расстреляю, если захватит паводок! — налетел на него Петька и схватился за кобуру.
Каюр невозмутимо зевнул:
— Разве можно остановить весну, как и время отела? Может, ты попробуешь изменить движение солнца? — Он покосился на пистолет Петьки. — Быки хромать начали, да и рога растут. Лед скользкий…
— Отел? Почему отел?! — взревел Петька. — Кто дал в транспорт стельных важенок и слабых быков? А?
— Разве не ты договаривался с хозяином? Я не выбирал ездовых. Зачем же кричать на старика, если нет ума? — Александров сунул трубку в зубы и, тяжело переступая по снегу, ушел в палатку.
У нарт стояли важенки. К ним жались еще не обсохшие телята.
Их светло-коричневая шерсть лоснилась на солнце… Длинные нескладные ножки дрожали.
Куда денешься, надо ждать, пока пройдет отел и телята хоть немного окрепнут.
Когда двинулись дальше, то уже потянулись наледи, сочившиеся водой. Телят первое время везли на нартах, подвывая силы ездовых.
— Кулак проклятый! Нарочно подстроил! — ругался Петька, — Пристрелить мало за такое…
Старший каюр помалкивал.
Под перевалом пошли сплошные наледи. Приходилось двигаться берегом, Перегоняя упряжки с одной стороны низины на другую. Перепуганные животные упирались, потом с диким страхом выскакивали на лед, падали. Некоторые уже больше не поднимались.
Петька бросил транспорт и помчался на собаках до Элекчана. Собрать бы до паводка несколько свежих упряжек и привезти самое необходимое…
У госторга, между перевернутыми нартами, дымил костер. У костра сидело трое стариков — Гермоген, Слепцов, третий Петьке был незнаком.
Петька подогнал собак, поздоровался.
— Напрасно дожидаетесь! Если найду сильные упряжки, может, кое-что привезу! — пробурчал он зло. — Устал как черт.
Гермоген поднял глаза.
— Иди отдохни, нам не к спеху. Поговорим после, — сказал он тихо.
— О чем? — вспыхнул Петр, уловив в равнодушии стариков что-то недоброе.
— Иди! — махнул рукой Гермоген.
Петька ушел. Тревога закралась в сердце. Зачем они тут? Ругать, видно, будут, да и есть за что… Усталость последних дней взяла свое, он лег и сразу заснул.
Всю ночь старики сидели у костра, а когда серая темнота сменилась голубым рассветом, Гермоген запряг оленей и вместе с другими вошел в дом. Петька спал не раздеваясь, только сбросил шубу, ремень и расстегнул ворот гимнастерки. Гермоген властно тронул его за плечо. Петька испуганно вскочил.
Старик молча взял пистолет со стола, распахнул дверь и вышвырнул его в снег.
Потом снял с гвоздя ружье, вынул патроны и осторожно прислонил к стене.
— Зачем ты это? — Петька протер глаза, ничего не понимая.
Старики чинно уселись у стола. Гермоген набил трубку.
— Когда вожак потяга погонится за куропаткой, его бьют остолом, — ледяным голосом сказал он.
— Да, боль пробуждает разум, а розги напоминают о глупости, — живо добавил Слепцов.
Вы наказать меня приехали? — вскочил Петька. — Я — уполномоченный госторга. Я отдаю все силы! Для кого?.. Эх вы…
— Садись! — резко прикрикнул Гермоген. — И дурак старается и вор…
— Вор?.. Я? — Петька рванул на груди гимнастерку, и пуговицы рассыпались по полу. — И ты, дед моего друга, так можешь?.. — Голос его прервался.
— Ты обворовал людей. Ты украл у них веру в новую власть. Собирайся! — Гермоген встал и взял ружье.
— Куда? — Глаза парня заметались по дому. — Убить? За что, а?