Павел смотрел на нее не мигая.
— Кла-асс. Ты просто класс, Лизавета. — Покачал головой и полез за бумажником. — Ну... — он пытался выдернуть другую бумажку. — Черт, куда она подевалась? Прилипла, что ли?
— Она сверху. Я вижу, — подсказала Лиза.
— Ладно, черт с тобой. Бери.
— А где спасибо? Сто долларов за консультацию — это просто подарок. По старой дружбе.
— Но ты, если я не ошибаюсь, получала у меня, когда работала в галерее, всего-то...
— Ага, две такие бумажки за месяц. — Она засмеялась. — Но тогда я ездила на метро. А теперь мой «пинии» хочет кушать. И потом, Павлик, я уже знаю, сколько ты и твои коллеги платят мужчинам за то же самое. Так что я тебе обошлась по дешевке.
— Понятно... Влияние твоего Стороженко...
— У нас взаимовлияние, — сказала Лиза. — Спасибо за чай. Еще один совет. Даю сверх суммы гонорара.
Он вскинул брови, ожидая какого-то выпада от Лизы. У него и прежде бывали с ней стычки.
— Говори.
Она подалась к нему через стол и тихо сказала:
— За такие деньги в следующий раз меня не зови.
— Принято, — с легкостью ответил Павел. — Позовем другого.
— Но имей в виду, если и дальше станешь продавать свои пляжные тапочки за резиновые дзори из Токио, — она кивнула на полку, — нарвешься на неприятности.
— Шлепанцы как шлепанцы, — он пожал плечами. — Сама знаешь, дзори — это прототип пляжных тапочек вообще. В них ходит весь мир.
— Обезьяна тоже была прототипом человека, — насмешливо заметила Лиза. — Но что-то никто не нанимает ее на работу в свою галерею. Ладно, я пошла.
— Погоди, — остановил Лизу Павел. — Что насчет них?
— Да ничего. Возьми и поскобли ногтем там, где нарисованы рыбки.
Он потянулся к паре резиновых тапочек и поскреб. Красная краска быстро поддалась, и оттуда выглянула надпись: «ГОСТ» и цифры, уходившие под синь рыбьего плавника.
Павел оторопело смотрел и молчал.
— До свидания. Не жалей стольника. Я спасла тебя от неприятностей большего размаха.
Она вышла и закрыла за собой дверь.
Еще недавно то, что Лиза сейчас проделала с Павлом, ей бы и в голову не пришло. Она проконсультировала бы его бесплатно, а потом мучилась своей несостоятельностью — ну какой из нее делец? Неудобно, свои... Но, слушая Славика и наблюдая за тем, как идут его дела, Лиза сказала себе: прежние правила игры остались в прошлом.
Что сделала она сейчас? Продала свои знания. Павел заплатил за них. А сам он продаст то, что она оценила, как качественные вещи. Получит за это деньги, к нему не будет претензий. Значит, ее знания помогут ему заработать. Все правильно.
Лиза выехала со двора и на Ордынке угодила в пробку. Перед ней стояли машины, в спину дышали машины... Но на своем «Паджеро» она чувствовала себя, как в броне. Не то что в «семерке», в правый бок которой въехала «Газель». Но, как говорят, всякий опыт полезен, кроме смертельного.
Тогда Лиза обнаружила удивительное свойство японского языка — он помогает выжить всегда и везде. Ей не забыть этого мужчину в коричневой кожаной кепке и через сто лет. Выскочив из «газели», он заговорил. Лиза, потрясенная, не могла понять ни слова. Казалось, он говорит на иностранном языке, которого она не знает. Но внезапно, сами собой, с губ сорвались японские слова:
— Асоко-э-ва икитаку аримасэн.
В общем-то ее ответ попал в точку. «Туда я идти не хочу», — означала эта фраза.
Трудно сказать, как перевел ее для себя «газелянин», но он потерял дар речи.
Лиза произнесла еще одну:
— О-таноми-ни наттэмо, муда дэс, — что означало: «Не просите, никак не могу».
Мужчина поднял руки.
— Все, все девушка. Согласен, согласен. ГАИ. Ожидаем...
Ту машину она продала и пересела на «Шкоду-фелицию». Красную, тихую машинку-мышку, но уж какую-то слишком робкую на вид. Ее Лиза быстро поменяла на старый рыдван, как говорил Славик. Этот рыдван назывался «геленваген» восемьдесят третьего года. Завидев его, все расступались. В нем наконец Лиза нашла свой тип машины — джип. И тогда к ней пришел «Паджеро-пинин».
Выехав на мост напротив кинотеатра «Ударник», Лиза решила прокатиться в свой любимый магазин на Смоленке. Она давно собиралась купить стринги черные и белые, чтобы надевать под брюки. Решила, что деньги, заработанные столь непривычным для нее способом у Павла, потратит так же лихо. Отдаст их без сожаления за узкие полосочки эластичной ткани, затейливо соединенные итальянцами.