Я понимал, что его исследовательский зуд пройдет не скоро. Вот уж кто развернулся бы в горном монастыре на всю катушку! Причем, как понимаю, интересовали нашего ботаника вовсе не тайны чужого культа, а призраки. Или фантомы — как угодно.
Запах плесени слабеет. Воздух становится суше. В лицо дует слабый ветерок с примесью аромата хвои. Впереди — прямоугольник серого, затянутого паутиной, дерева. Дверь. Олег толкает ее плечом. Я помогаю ему. Со скрежетом открывается. Вываливаемся наружу. Наконец-то можно вдохнуть полной грудью!
Отошли на несколько шагов и я оглянулся. Ничего, взгляд уперся в поросшую лишайником каменную плиту над входом. Сверху это место должно выглядеть как обычный горный склон.
А вот картина внизу уже другая. Предстоит спуститься в небольшую, замкнутую со всех сторон, долинку. И посреди этого, забытого Богом, места следы уже другой человеческой деятельности. Но — не менее мертвой, чем за спиной: пара вагончиков, контейнер для перевозки грузов, какие используются на ЖД и бетонка, которая упирается в гору.
Спуск прошел спокойно. Олег знал это место, как свои пять пальцев. Идти за ним легко, все равно что спускаться по лестнице.
— Все. Пришли, — Олег бросил вещмешок на землю и сам сел рядом.
Я осмотрелся.
Справа два вагончика. Когда-то, наверное, они были синими или зелеными, сейчас ржаво-бурые. Но стекла на месте. Рядом трехтонный контейнер, с заклиненным намертво замком на ржавых дверях. Такое чувство, что это место покидали в большой спешке и постарались навеки забыть о нем.
Вокруг — свалка истории: груда мусора, уже поросшая травой, но угадываются остатки бочек из-под горючего. Бесформенные остатки инструментов. Груды щебня на бетонке. Дорога упирается в гору, высотой с трехэтажный дом. Камни давно поросли кустарникам, деревьями. Следы обвала, схода лавины или землетрясения, навсегда запечатавшие это место.
Петр остановился, окидывая взглядом эту унылую картину. Молча повернулся к контейнеру. В его глазах нет разочарования, только холодная, сосредоточенная оценка. Мне почему-то подумалось, что те, кто был здесь до нас, покидали это место в спешке и — явно не по своей воле.
Я думал, ученый первым делом займется контейнером, но Петр кинулся к вагончикам, бросив на бегу:
— К контейнеру не подходите. Он может быть заминирован. А может быть нет.
Я иду с ним. Дверь с вырванными петлями висит криво. Внутри — запах тления. Свет едва пробивается сквозь пыльные окна. Ржавые кровати, на них груда истлевшего тряпья. По центру стол, просевший посредине. На нем — древняя рация, вся в паутине и окаменевших потеках. Под вешалкой горка рвани, когда-то бывшей одеждой.
Ботаник быстро окинул взглядом обстановку и пулей вылетел из вагончика. Во втором он задержался дольше.
Второй вагончик сохранился чуть лучше. Петр толкнул дверь, она с грохотом ударилась о стену. Длинный стол из нержавейки. На нем битое стекло, провода. В углу металлический ящик для инструментов, покрытый ржавым налетом и пылью. Петр с силой дергает крышку, та нехотя, со скрипом, поддается. Внутри ящика плоский предмет, аккуратно обернутый в промасленную ткань, поблекшую, но не тронутую гнилью.
Ботаник быстро разворачивает ее, но следующий слой — фольгу — снимать не спешит. Выходит из вагончика, прижимая находку к груди.
Олег, пока ждал нас, успел развести костер. Над ним, в котелке, закипала вода. Но вдруг я замечаю то, чего раньше не видел.
Волосы на лысине монаха начали отрастать. Они странного цвета. Светлые, почти белые. Не сочетаются с черными бровями и угольно-темными глазами. И вдруг я понял: он не блондин, это — седина. В армию он пошел после института — года в двадцать три. Отслужил в восемьдесят седьмом. Сейчас девяностый. Значит, ему не больше двадцати восьми лет. А волосы как у глубокого старика.
Сам он сидит на траве, подняв лицо к солнцу. В его позе — абсолютное, животное спокойствие. Кто же ты такой, Олег Клочков, на самом деле?
Петр сел рядом с ним, сунул сверток за пазуху и только потом подтянул рюкзак. Выудил оттуда нож. Из кармана достал банку тушенки, быстро вскрыл ее и вывалил мясо в котелок. Вот ведь жук, протащил все-таки консервы, несмотря на строгий запрет проводника!
— Зря. — лениво произнес Олег. — Сначала чай надо было заварить.
Но ботаник его не слушал. Он достал мешочек с гречкой и бухнул следом.
— Тоже зря. Сначала гречку бы сварил, потом добавил бы тушенку, — прокомментировал Олег.
— Ни о чем. Еда — она и в Африке еда, — я присел рядом с ученым. — Рассказывай, что у тебя там?
— Дневник Виктора У. Это ключ к машине возмездия. — Петр вдруг потерял свою обычную словоохотливость. Он достал из второго кармана шпроты и, отвернув крышку, принялся бросать в рот одну за другой. Больше он не добавил ни слова, я тоже не стал спрашивать.