Я сказал, что хорошо знаю, как он беспокоится за меня, но, поскольку войска Фэн Юйсяна тогда еще находились в Пекине, я был просто вынужден бежать в японскую миссию.
— Мне хорошо известно, — сказал я затем, — как охраняются могилы предков императора и дворец в Фэнтяне, и добрые чувства генерала Чжана мне понятны.
— Может быть, вашему величеству будет угодно поехать в Фэнтянь и жить там во дворце? Со мной вы будете вне опасности, — предложил Чжан Цзолинь.
— Благодарю вас, генерал Чжан…
Однако генерал Чжан Цзолинь не стал продолжать разговор на эту тему и заговорил о моей повседневной жизни:
— Если вам что-либо понадобится, напишите мне.
Чего мне не хватало? Только трона. Но в тот вечер по вполне понятным причинам я не мог об этом сказать.
Мы разговаривали с глазу на глаз, и свидетелями нашего разговора была лишь комната, полная мух. Я сразу же про себя отметил, что мухи, да еще ночью, были бы совершенно невероятным явлением на территории концессии.
Через некоторое время вошел офицер и доложил, что начальник штаба Ян Юйтин просит принять его.
— Не к спеху, пусть подождет! — ответил Чжан Цзолинь.
Я торопливо встал:
— У генерала дела, позвольте откланяться.
— He к спеху, не к спеху, — повторил Чжан Цзолинь.
В этот момент за ширмой промелькнуло женское лицо (как я узнал позже, это была пятая наложница Чжан Цзолиня). Мне стало ясно, что он действительно занят, и я снова стал прощаться. На этот раз он меня не удерживал.
Всегда, когда я выезжал из своей резиденции, за мной следовал японский полицейский в штатском. Не явилась исключением и эта поездка. Не знаю, заметил ли Чжан Цзолинь японца в европейском костюме, стоявшего около автомобиля, но, провожая меня, он громко сказал:
— Если японские черти будут вас обижать, скажите мне. Я их проучу!
Автомобиль снова проехал мимо удивившего меня почетного караула, выехал из сада семьи Цао и возвратился на территорию концессии. На следующий день меня посетил японский генеральный консул и сделал мне предупреждение:
— Если ваше величество еще раз самовольно выедет на китайскую территорию, японское правительство не сможет больше гарантировать вашу безопасность!
Несмотря на то, что Чжан Цзолинь обещал, если потребуется, проучить японцев, а японский генеральный консул даже заявил протест против моего посещения китайской территории, между японцами и Чжан Цзолинем существовала тесная связь. И это знали все. Если бы японцы не снабжали Чжан Цзолиня оружием, вряд ли бы он имел такую огромную армию. Эта встреча возродила в моей душе надежду, и я не обратил внимания на протест консула и тем более на недовольство Чэнь Баошэня и его группы.
В 1927 году, когда в Японии к власти пришел кабинет Танаки, мои надежды на реставрацию усилились еще больше [50]. Приведу отрывок из приговора Международного военного трибунала для Дальнего Востока, опубликованного в 1948 году. В нем говорилось следующее:
"Проводимый премьер-министром Танакой "активный политический курс" заключался в сотрудничестве с властями Маньчжоу-Го, особенно с командующим северо-восточными пограничными войсками и административным главой Маньчжурии и Жэхэ Чжан Цзолинем, с целью расширения тех особых привилегий, которые уже были получены Японией в Маньчжурии. Премьер-министр Танака некогда сделал такое заявление: несмотря на то, что Япония уважает суверенные права Китая по отношению к Маньчжурии и желает по мере возможности осуществить политику "открытых дверей" во всем Китае, Япония полна решимости ни в коем случае не допустить возникновения таких событий, которые нарушили бы спокойствие в данном районе и нанесли ущерб важнейшим правам и привилегиям Японии. Кабинет Танаки настаивал на том, что необходимо рассматривать Маньчжурию как область, совершенно отличную от других составных частей Китая, и заявлял, что в случае, если беспорядки, которые происходят в других частях Китая, затронут Маньчжурию и Монголию, Япония готова силой оружия защитить свои права и преимущества в данном районе".
Тот самый Чжан Цзолинь, который бил мне челом, получив поддержку от кабинета Танаки, стал лидером милитаристов всего Северного Китая и командующим армией умиротворения. Позднее он стал маршалом. Когда войска Чан Кайши двигались на север, японские солдаты, защищавшие "законные" интересы Японии на Северо-Востоке и во Внутренней Монголии, достигли города Цзинань (провинция Шаньдун), в сотнях километров от "защищаемого" ими района, где организовали чудовищные кровавые события. Командующий японской армией Окамура издал указ, в котором сделал предупреждение Чан Кайши (стремясь подчеркнуть свое внимание ко мне, офицер штаба японского гарнизона, расквартированного в Тяньцзине, лично переписал для меня один экземпляр этого указа). Заискивая перед империалистами, Чан Кайши только что перед этим казнил коммунистов, рабочих, студентов, однако, увидев этот указ, он почтительно ретировался из Цзинани и запретил какие-либо выступления против японцев.
50
Танака тайно докладывал японскому императору: "Чтобы завоевать Китай, прежде всего необходимо захватить Маньчжурию и Монголию. Если все это будет выполнено, то остальные государства в Азии и на южном берегу Тихого океана сами капитулируют перед нами. Получив возможность распоряжаться Китаем, его сырьем и всеми его ресурсами, мы сможем в дальнейшем завоевать Индию, Малайский архипелаг и даже Европу". Танака писал: "Первым шагом было завоевание Тайваня, вторым — завоевание Кореи. Мы уже осуществили это, и нам осталось предпринять третий шаг — захватить Маньчжурию и Монголию и всю территорию Китая…"