— Забыть, что жизнь — всего лишь суета ловца,
Забыть, что мало времени осталось до конца,
И бремя вечности закроется завесой,
Отступит тьма, свет лунный озарит ночную пустоту
И страшный сон покажется чудесным…
Ядовитые двери распахнулись с яростным скрипом. Бледный свет луны прорвался сквозь толщу черного стекла, и Тому почему-то стало от этого легче. Том огляделся вокруг (хотя позвонки почти не слушались): на стенах висели различные гады, черные змеи копошились клубками в углах, мокрые, холодные жабы вертелись под ногами. Вскоре поясницу Тома начало скручивать и сводить, будто он пробыл в сырости замка не менее месяца. Запах серы, смешанный с запахами сырости бередил глотку. Еще шаг — последняя ледяная дверь будет открыта. Том прочистил горло и сказал хриплым от сырости голосом: "Прощай свет". Он встал, шатаясь, и вода хлынула под ноги Тому. Том шагнул ватными ногами. Центральный зал был перед ним. Том шел и все быстрее понимал, что находится в камере пыток: кругом были расставлены гильотины различных размеров, зеркала, столы с ремнями из жил дракона, черные шкафы с приборами, инструментами. Следы крови на них были еще свежими. Из зала выходили еще множество коридоров, около сотни. Но чутье подсказывало Тому, что Нарионус где-то здесь. Том спустился по лестнице из четырех ступеней и хотел вытащить меч, но забыл, что он сгинул вместе с драконом. Руку дергало и боль отдавало во все тело.
— Зачем тебе меч? — услышал Том чей-то голос.
Этот голос напомнил ему страшный укол, который нанес ему черный дракон на мосту. Том оглянулся и заметил высокого человека в тени гильотины. Когда этот человек вышел, Том смог различить его черты. Этот человек, а точнее, юноша лет семнадцати — восемнадцати, был просто антиподом Ориона: один глаз — зеленый, другой — черный, блестящие черные длинные волнистые волосы спадали на плечи и струились по спине, бледное лицо с слегка впавшими щеками, черными кругами под глазами и каким-то болезненным, словно кукольным румянцем, черный костюм, черные остроносые ботинки, длинный черный плащ с капюшоном и черная шляпа-цилиндр. Язык Тома тут же обрел дар речи и дерзко, против воли своего хозяина, крикнул:
— Ты кто? Слуга Нарионуса? Тогда я хочу видеть твоего хозяина!
Юноша помрачнел еще больше и фыркнул, но все-таки улыбнулся. Это была улыбка смерти.
— Дурачок! Какой же ты еще ребенок! А я-то и вправду поверил в твою "избранность".
Том сглотнул и тяжело выдохнул:
— Кто ты такой?
— Я? — усмехнулся юноша. — Ты задаешь слишком много вопросов, да еще глупых. Но я, так и быть, отвечу тебе. Я тот, за которым гоняются чуть ли не все "честные" жители Перекрестья, хотя у нас различные представления о чести и достоинстве. Я тот, кому всегда удавалось, находясь, образно говоря, в сантиметре от лап "доброй" общественности, ускользнуть и остаться невредимым. С гордостью могу сообщить, что мне с легкостью, в отличие от других по-настоящему знаменитых существ, удавалось быть на виду, но одновременно оставаться незамеченным. Каково, а? Тебе это, наверное, будет трудновато, дорогой Том?