Не заостряя на этом внимания, он продолжал свой путь, только сначала ненадолго остановившись у стены перед развилкой, с неприятным скрежетом карябая острием меча на кирпичах цифры с небольшой стрелочкой вправо, дабы не запутаться. Пускай мечу, найденному им на скелете между ржавых труб под одним из завалов ранее, было уже минимум пара десятков лет, и оружием он был уже не самым надежным, другого такового у Соккона просто не было, да и подобный меч подходил ему лучше всего, похожий на его старый полуторник. Не слишком тяжелый, не слишком короткий, безымянный меч был выполнен весьма качественно, чтобы не развалиться от коррозии канализации подобно, скажем, своему бывшему хозяину, съеденному той коррозией и мелкой плотоядной фауной вроде червей вместе с одеждой и до самых костей. К сожалению, дни этого оружия медленно подходили к концу особенно быстро в руках Соккона. После первой стычки с местными, не терпящими вторженцев в своих владениях, монстрами, их едкая кровь осела на всем клинке меча, и Соккон никак не мог от нее избавиться, даже окунув оружие в сточную воду. Мелкие зазубрины и царапины на оружии сделали свое дело, и кровь врагов впитывалась в его уже шероховатую поверхность намертво. Оставалось лишь надеяться, что, в следующий раз, его врагом будет не огромная черепаха, о панцирь которой этот меч уже разлетится вдребезги, да и такому, после всего уже увиденного, Соккон бы точно не удивился. Видал он в этой канализации вещи и страшнее.
Закончив начертание метки на стене и продолжив путь вперед, Соккон уже в третий раз пытался прикинуть в голове карту туннелей, куда он, от безвыходности, сам свернул из более широкого прямого туннеля, заваленного с двух сторон обрушенным будто собственным весом потолком. Шириной в три-четыре метра, высотой не больше трех метров, туннель имел множество разветвлений, так или иначе гонявших своего посетителя будто по кругу, пускай и были все повороты прямыми как речь уставшего от жизни грубияна. Еще у самой первой развилки Соккон понял, что попал в настоящий лабиринт, и специально впредь оставлял номера встреченных им поворотов вырезанными на кирпичах стен, также указывая направление, откуда он пришел. Прошлая оставленная им метка имела номер «23», что уже немало его волновало, особенно учитывая, что за все время своих блужданий он повернул в сторону лишь один раз, а остальное время вообще шел по прямой.
Подавленный и уставший, он шел вперед почти наугад, лишь тускло освещая своим окто светящегося в руке шарика света окружающую, давящую будто на все тело своей тяжестью, тьму. Или, возможно, на него так давил неприятный прелый и холодный воздух, сковывающий мышцы? А то и вовсе сковывающая сознание безнадега. Он уже успел потерять ход времени, но был уверен, что с момента его разговора с Негласным Правителем у Алого Озера прошло не больше двух часов. Старик вырвал его из сна настолько спешно, что он совсем не выспался, и чувствовал себя с самого начала чуть уставшим, пусть и полным внутренней силы и Белого Пламени. Расход этих сил в канализации пока был незначительным, но постоянным, тем более после стычек с монстрами, в логова которых он уже трижды угодил сам, пусть случайно, но очень точно. Его рубаха была подрана в некоторых местах, там впитав в себя его кровь, пускай под ними сами раны и залечивало Белое Пламя. Под самой рубахой все тело немного зудело, и, пусть это было неприятно, сам Соккон уже ничего не мог с этим поделать, да и сам был в этом виноват. Поскольку Негласный Правитель вырвал его из сна, первый час он блуждал по канализации в одном исподнем, разве что немного защитившись от окружающего холода первобытными методами – искупавшись в сточной воде, извалявшись в песке и грязи, затем налепив на себя проросшую почти везде в канализации траву и крупные листья чего-то вроде папоротника. Конечно, для всего этого он выбирал в своем окружении только самые безопасные на вид материалы, всегда способный устранить будущие последствия влияния на самочувствие сего коктейля «Разложение» Белым Пламенем. Довольно скоро ему все это пришлось с себя смыть, пускай и неприятный зуд на теле остался. Если, конечно, это не был зуд, вызванный его новой одеждой.
Приятная на вид, телесного цвета (хоть и темнее от той же коррозии) рубаха ранее принадлежала сгинувшему в комнате обслуживания насосов неподалеку писателю. Он лежал на спине, распластавшись на разрушенной плитке, еще никем не поеденный, и даже, с виду, не так давно умерший. Его скулы провалились, тело было абсолютно белым от истощения, и от самого него на метр вокруг разносился холод смерти. Все же, умер он явно не в бою с монстрами, а именно от голода и жажды. О том и говорили записи в его дневнике, лежавшем, вместе с письменными принадлежностями, в кармане его рубахи, впоследствии забранной с собой Сокконом, как и вся прочая одежда мертвеца. Вряд ли он был против, ведь, на самом деле, они с Сокконом с самого начала были коллегами, пускай тот и никогда не издавал свои произведения, сохраняя их исключительно в собственной голове, а письменные варианты каждый раз комкая и выбрасывая. Одежда мертвеца внутри была неприятна на ощупь телу Соккона, еще помнящему ощущения от песка и грязи, но выбор у него все равно был не велик. Кое-где в канализации было весьма холодно, и он не мог позволить холоду взять над собой верх – ему была необходима реальная одежда. Очистив свое тело, как и очистив саму одежду, он полностью раздел неудавшегося путешественника, поблагодарив его, сложив его руки на груди, дабы он не выглядел жалко, на самом деле умерев, в каком-то смысле, за правое дело. Теперь его шансы на выживание резко возросли, пускай и, что странно, только после этого он начал попадать в логова монстров, всячески желавших сорвать с него одежду вместе с кожей. Возможно, одежда та была проклята. Или у Соккона, с недосыпу, еще недостаточно хорошо работала голова.