Стрелой он проскочил мимо мертвых туш монстров, едва не споткнувшись или поскользнувшись на их крови. По звукам из сторонних туннелей было очевидно, что к нему неслось минимум несколько десятков подобных чудовищ, либо выходивших ранее на охоте, либо обосновавшихся в логовах неподалеку. Шар света вернулся в руку Соккона, став немного ярче, постоянно колеблясь вместе с колебаниями чувств своего создателя. Игнорируя страшную вонь разложения остатков жертв монстров в их логове, при тяжелом дыхании уже выдыхая едва заметный пар, он мчал вперед, сначала повернув по одному коридору направо, там, буквально через несколько секунд, свернув налево. Напряженным от страха за собственную жизнь мозгом он еще предполагал, что находится ровно над большим туннелем, откуда выходил ниже, и туда, из логова монстров, наверняка был какой-нибудь путь. Если таковой путь существовал, он точно должен был быть где-то впереди, и Соккону просто обязательно нужно было выйти туда.
Он слегка запыхался, и без того немало обессиленный до схватки с монстрами постоянным расходом внутренней силы на поддержание света, не только помогавшего ему ориентироваться в канализации, но и отпугивать многих мелких ардов. Раны чуть выше его левой щеки и на левом плече ужасно ныли, постепенно немея, указывая на страшное заражение. Соккон на бегу пытался излечить сей страшный недуг, вызванный попаданием в кровь тысяч опасных бактерий с когтей монстров, но не мог достаточно на этом сосредоточиться, дабы, случайно не споткнуться на полном ходу. Одно неверное движение, и Белое Пламя пожрало бы всю его одежду, до сих пор обволакиваемую его собственной внутренней аурой, так ее предохраняя. Он не думал, не хотел, и всячески избегал использования сего Пламени последние два часа, экономя его для критических ситуаций. И, пускай он был далеко не из пугливых, даже в его теперь испуганном сознании сложившаяся ситуация подходила под описание «критической», пускай он еще и избегал серьезных трат Пламени своей души, и поэтому просто убегал, боясь не рассчитать силы.
Он выбежал в большой зал, но стены его были не полукруглыми, а прямоугольными. Все равно, надолго останавливаться было нельзя, ведь враг продолжал гнаться за ним по коридорам сзади, и он это чувствовал будто шестым чувством, чувством давления света на своей спине, что говорить о звуке отвратительного злобного рыка, также доносящегося оттуда. Он продолжал бег, пробегая в раскрывающуюся впереди абсолютную тьму, в которой теперь не было видно уже ничего кроме пола с редкими следами когтей монстров, да с еще более редкими следами чьей-то крови. Потолок здесь тонул во мгле где-то недоступно высоко над полом, а стен пока просто не было видно. Но лишь пока. Уже через пару десятков секунд Соккон резко замедлился, понимая, что уперся в стену, все равно не прерывая бег, в один момент даже сильнее разогнавшись.
- «Нет. Здесь должен быть выход!»
Со свистом и тихим шипением, его меч объяло Белое Пламя, сверкнув в темноте лишь на мгновение, затем быстро потонув в новом шуме и серой пыли. Звон металла мгновенно поглотил гул сотрясенной острием меча стены, но был тот гул очень кратковременным и глухим, а поразившее его вместе с мечом Пламя прорвалось через бетон на целые полметра, там же и исчезнув. Это была не полая стена, и даже вибрации меча от столкновения со стеной, отдавшиеся в руку Соккона через рукоять, ясно давали ему понять, что за этой стеной и на сотни метров впереди может не быть ничего, кроме камня и земли. Никаких полых стен, и никаких других помещений. Соккон слишком надеялся на успех своей теории о строении канализации, и, в частности, пройденных им туннелей, рассчитав высоту их уровней, но не заметив, что и прямые повороты там были не слишком прямыми, и уходили постоянно немного влево. Он злобно хрустнул зубами, напряженно жмуря глаза, прогоняя в голове неприятные мысли, уже чувствуя, как ему в спину с минимум четырех метров уже мерзким запахом псины и крови дышат монстры. Его загнали в тупик, как самую настоящую дичь. Они были везде.
С едва заметным на фоне дыхания монстров шорохом, он провел левой рукой по стене, и сам не зная, зачем, отпуская уже совсем крохотный шарик света в свободный полет, совсем его растворяя во тьме, делая последний вздох, будто самого себя с головой окуная в ту тьму. Пламя на его мече потухло, и на все протяжение зала вокруг него остался лишь один свет – свет безжалостных красных глаз его охотников. Он уже готовились к трапезе.