Сказитель закрыл глаза. Когда он поднял веки, Охотник исчез в темноте, оставив в голове Дэлиора образ плачущего демона.
***
Когда мое сознание неслось к Темной Границе, в мозгу мелькал образ сказителя. Еще бы чуть-чуть, и то существо, что Эгон прицепил ко мне, могло слопать мужчину и даже не подавилось бы. Но надобность в нем отпала, и оно вернулось в Темное Измерение. Послушается ли меня сказитель? Или посчитает, что лучше заявиться к моей сестре и все ей рассказать?
Неважно! Сейчас главное – избавиться от тяжкой ноши в виде Чаши Намерений.
Призыв прошел успешно, и Бог вскоре предстал передо мной. Я постарался уйти как можно дальше от того места, где погибла последняя жертва, и теперь, в утренних сумерках, смотрел на повелителя. Никого из смертных рядом не было, иначе Бог мог бы и не появиться.
Эгон встретил меня с искренней улыбкой, и мне сразу стало не по себе. Повелитель редко бывал так доволен, чтобы скалиться от удовольствия. Я протянул ему сосуд, и Бог взял его, ухмыляясь.
- Для Чаши нужна моя кровь, не так ли? – спросил я, желая быстрее со всем покончить. – Где же сам сосуд?
Эгон вдруг расхохотался. Его злой издевательский смех эхом раскатился по пустому черному пространству. Я хмуро смотрел на повелителя, смутно осознавая, что здесь что-то не так.
- Почему ты смеешься, Эгон?
- Ты ничего так и не понял, Охотник, – Бог перестал смеяться. – Позволь рассказать тебе легенду о Чаше Намерений. Настоящую легенду, а не ту, что Светлые Боги поведали сказителям, дабы уберечь сей ценный сосуд от грязных человеческих лап. Ни один Бог не может всего. Например, я не могу пересечь Светлую Границу.
- Зачем тебе ее пресекать? – спросил я.
- Не торопись с вопросами, – ухмылка не слезала с лица повелителя, что очень настораживало меня. – Боги выбирали человека, чтобы тот собрал по капле крови десяти избранных, способных создать собой некую форму гармонии. Преступника, если сила Чаши нужна для сотворения злого намерения, или чистого перед Богами человека, если нужно, чтобы намерение исполнило доброе дело. Гармония копилась в Чаше по мере того, как человек собирал кровь. Это можно было делать двумя способами: убивать или просто просить уколоть палец.
- Что? – я не верил своим ушам. – Значит, я мог просто…
- Брось, Охотник! – перебил меня Эгон. – Неужели ты думаешь, что тебя бы послушались?
- Я мог бы просто заставить! – продолжил я, начиная понимать, что же натворил.
- Мне нужен был убийца, Охотник, а не жалкий Темный, решивший, что лучше сохранять жизнь, чем отнимать ее! Я должен был получить кровь из рук жестокого Темного Слуги, не знающего, что такое милосердие! Я хотел быть уверен, что Чаша одарит меня нужным мне намерением. Сила этой гармонии способна даже приравнять меня на время к Светлым Богам, и наоборот!
- И в чем же ошибочна людская версия? – непонимающе спросил я, сжав руки в кулаки.
- А вот и венец легенды, – Эгон снова улыбнулся и протянул мне сосуд. – Пей!
Я удивленно уставился на повелителя:
- Зачем?
- Пей! – настойчиво повторил Эгон.
Я принял сосуд из его ладоней и поднес к губам дрожащими руками. Сомневаясь в том, что делаю, я посмотрел на Бога. Эгон наблюдал за мной сверху вниз, самодовольно улыбаясь. Я вздохнул и залпом проглотил содержимое сосуда. В конце концов, это всего лишь кровь.
- Одиннадцатая жертва, кровь которой должна смешаться с другими каплями в конце, – заговорил Эгон, когда я вернул ему сосуд, морщась от металлического привкуса во рту, – этот человек и есть Чаша Намерений.
Я поперхнулся, с каким-то нелепым выражением лица уставившись на повелителя.
- Убей себя, Охотник, – Эгон улыбался. – Я выпью твою кровь, испив таким образом из Чаши Намерений.
Голос Бога стал приглушенным и урчащим. Я молчал.
Повелитель потянулся к моим ножнам и достал из них меч. Затем протянул клинок рукоятью ко мне:
- Смелей, – Эгон наклонился ближе. – Не зря же я дал тебе восемь возрождений.
Я взял меч и повернул лезвием к груди. Значит, вот как повелитель решил наказать меня. Я должен сам убить себя, доказав этим свою преданность и полезность. Ему не нужен жалкий Темный. Что ж, я стану для него безжалостным убийцей. Только бы сестры рядом не было. И ее тоже. Я сам боялся признавать привязанность еще к одному человеку и отвергал ее, как мог.