И Чернецкий мертв?
В голове пульсирует, словно над головой бьют в колокол.
Адъютант и правая рука Чекиста преставился волею Божью… так кажется говорил Иваныч? Странно, всегда считал что этот выкормыш системы находится в самом привилегированном положении. А получается, что все под богом ходим…
Ах, Иваныч… Хороший был мужик. Жалко его…
Не умею плакать, как Мишка, но иногда так хочется дать волю чувствам.
И уже ничего не сделать. Время назад не отмотаешь. Лидия Андреевна еще что-то говорит, нужно послушать, вдруг важно?
— Петр Иванович перед смертью попросил Геймана приглядывать за Михаилом, вот Чекист и забрал его к себе водителем.
Ага, теперь все понятно. Пусть так, это гораздо лучше, чем арест и, тем более расстрел. А я немного оклемаюсь, и сам присмотрю за обоими.
Еще бы понять, что за время суток за окном? Вечер? Ночь? Раннее утро?
— Я… долго… без сознания?
— Долго, — отмахивается Лидия Андреевна, — несколько часов.
Вот тебе и на… а показалось, что прошло всего пару минут. Врут церковники, нет никакого «того света». Не видел я ничего. Ни тоннеля, ни друзей и родственников, бегущих навстречу, ни счастливых моментов жизни. Последнее, что помню, это дырку на кителе, и как «Беретту» у Мишки отобрал. А потом все, туман… Ничто…
Стивен откинулся на небольшую подушечку и закрыл глаза. Пока лежишь без движения, дышать легче. Видимо, организм не расходует энергию, кислорода требуется меньше. Вот только старая дорога не позволяет расслабиться ни на секунду, машину кидает на камнях и ухабах.
Нужно уснуть! Ежесекундно контролировать дыхание слишком утомительно.
Он расслабился и внезапно провалился в бездонную яму небытия.
Мир съежился и стал совсем маленьким. Все, что находилось чуть дальше — попросту не существовало. Умом Стивен понимал, что ранен, лежит на носилках в «скорой». И что где-то там, далеко за пределами его собственного мира, конвой пересекает Африку в бесконечном путешествии по раскаленной пустыне. Вот только…
…его мир стал намного меньше, и в нем почти ничего не помещалось. Не то что Африка, даже скорая с пассажирами целиком не влезала. Оставался только он сам, со своей болью и совсем немножко свободного пространства вокруг, примерно на расстоянии вытянутой руки. А дальше — пустота небытия и мрак безвременья…
Только иногда, очень редко, один раз в условный миллион лет, в пространство малюсенькой вселенной ненадолго вторгался помощник Лидии Андреевны — Василий. Он хриплым шепотом спрашивал:
— Стивен, ну как ты?
Надо бы ответить, думал Стивен, но сил на разговор нет. Да и что отвечать? «Барахтаюсь на краю обрыва. Вот-вот соскользну туда, откуда нет возврата».
Не буду я такое говорить! Зачем?..
Вот сейчас немного посплю, а потом… если оно вообще будет это потом…
Что будет потом, он не знал и сам.
Пока размышлял, лицо Василия исчезало из его маленького мира, отодвинувшись чуть дальше воображаемой границы вселенной. Уходило за грань…
Стивен осторожно перевел дух.
Пока отвечать не нужно. Можно сберечь силы на дыхание…
Вдох — выдох. Вдох — выдох.
До чего же трудно дышать!
Вокруг клубится густой туман…
Где это я, черт побери?
Неужели накаркал и все-таки умер?
Что впереди? Чистилище, архангел Михаил, врата ада…
Стивен попытался пошевелиться, но тела не было. Как не было и глаз, которые можно было открыть или закрыть.
Но что-то все же оставалось. Сознание? Душа?
Оставалось дыхание! Его было нужно контролировать не переставая. Стоит расслабиться, и наступит смерть.
Вдох — выдох. Вдох — выдох.
Туман мешает сосредоточиться. Стивен собрал всю волю в кулак и потянулся вперед. В разрывах облаков мелькнуло что-то яркое и цветное, а потом разом во всем великолепии открылась небывалая картина — вид Африки с огромной высоты. Наверное только со спутников так хорошо видно, когда можно охватить взглядом ее всю сразу. От величественного зрелища вновь перехватило дух.
А потом начало происходить что-то странное, непонятное разуму. Еще секунду назад он словно парил над величественным континентом и вдруг с огромной скоростью двинулся ему навстречу. Это не было падением, больше всего напоминало полет. Не прикладывая никаких особенных усилий, просто легчайшим движением воли он управлял собственным движением. Все тело, а может быть, душа, наполнились энергией и счастьем. Дикий, неописуемый восторг.
Некоторое время у него не было ни единой мысли в голове, а потом, само собой проявилось желание, — «посмотреть на конвой сверху».