Молодчина! Как сильно меняются люди под влиянием событий. Василий уже совсем не тот — важный, надутый молодой столичный аристократ с претензией. Теперь он выглядит, как побитая молью шавка, цепляющаяся за первого встречного, умильно заглядывающая в глазки и активно машущая хвостом ради обглоданной косточки. Но это только начало, по себе знаю. Вот еще немного окрепнет, поднаберется опыта и таким заправским путешественником станет, что в любую экспедицию будет нарасхват.
Чем быстрее колонна начнет движение, тем лучше, и так потеряли слишком много драгоценного времени. Но нашлась еще уйма незаконченных дел, поэтому стартовали только в три часа ночи.
В предрассветное небо ушла зеленая ракета, захрипела рация голосом Быкова, взревели моторы, колонна поползла по песку и камням в сторону Хартума.
Мы вновь движемся к цели, как будто ничего и не было — смертельной опасности форсирования зараженного паразитами озера, пожара, уничтожившего МАЗ и часть груза, нелепых смертей, попытки покушения на второе лицо в экспедиции.
Мы все сошли с ума! Куда и зачем мы едем? Что нас ждет в конце путешествия? Сколько еще человек погибнет, так и не узнав всей правды об экспедиции?
Я тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли…
В конце концов, я, как тот пресловутый самурай, решила: если от меня ничего не зависит, так стоит ли переживать и забивать голову ерундой?
Стивен плох. Жар. В сознание не приходит, бредит бессвязно, мечется на носилках, хоть привязывай. На каждой остановке вихрастая голова Мишки неизменно просовывается в окно:
— Лидия Андреевна, ну как там Стив?
— Пока без изменений, — отвечаю.
Мишка смущенно удаляется обратно в УАЗик, чтобы вновь появиться на следующей остановке с тем же самым вопросом.
Чекист тоже не выдержал, подошел.
— Очнулся?
— Никак нет, — отвечаю по-уставному. В свете последних событий шутить и спорить с Чекистом больше нет никакого желания.
— Плохо! — констатирует политрук, — рассчитываю на вас.
Выдерживаю паузу в несколько секунд, чтобы справится с эмоциями, потом сухо отвечаю:
— Делаю все возможное.
А на самом деле я ничего не делаю… по существу от меня уже ни черта не зависит, остается только ждать. Организм молодой, крепкий — выкарабкается.
Стивен приходит в себя только через несколько часов. Хрипит, кашляет, на губах кровь. Попытался встать, еле-еле удержала. Говорить не может, воздуха не хватает, но отчаянно пытается болтать.
Слава Богу! Самое трудное позади. Теперь я почти уверена, что оклемается.
— Как там… Мишка?
Вот же неугомонная парочка! И этот туда же…
— Да все в порядке с твоим Мишкой, — отмахиваюсь, — в заднее стекло посмотри и увидишь.
Не удержалась, ошарашила:
— Мишка теперь личный водитель политрука.
Эк у Стивена глаза округлились, невозможно смех сдержать.
А что слова? Можно полчаса убеждать, что все хорошо — сомневаться будет, сам себя изведет и мне житья не даст. А после подобной новости сразу успокоится и сомненья прочь откинет. А это сейчас самое главное — сосредоточиться на выздоровлении.
Ну и Гейман — тоже хорош гусь. Не мог успокоить пацана? Видит же, что у того нервный стресс. Еще бы, потерять наставника, который ему как отец был. Мог бы подобрать подход, убедить, заболтать, вразумить. Но нет, небось пистолет достал и угрожать начал… потребовал беспрекословного подчинения… Знаю я эту скотину чекистскую… слова доброго не услышишь…
Да только пацан-то не военный, нервишки слабые. Вот и психанул…
Нет, они, конечно, сами мне ничего не рассказали, но догадаться, что произошло — несложно. Стив за друга перепугался, попытался остановить, пока тот беды не наделал. Вот и словил пулю. Так всегда бывает, разнимающий получает тумаки от обоих участников драки.
А Стивен болтает и болтает, уже все губы в крови.
— Спи ты уже, — не выдерживаю, — во сне раны быстрее заживают.
Немного успокоенная, вернулась в кресло. Василек пообещал и дальше приглядывать за раненым.
— Не устал? — спрашиваю.
Головой мотает.
Теперь все будет хорошо!
Сглазила! Стивен вновь ушел в сопор. Бредит, мечется, пытается встать, бессвязно бормочет, кашляет, задыхается. Опять поднялась температура. Василий попытался разбудить, не смог. Сидит над раненым, губы тряпкой обтирает и тоже вполголоса бормочет.