В течение августа Людовик также приказал своим заместителям во Франции взять заем в размере 100.000 турских ливров, по залог дохода от десятины, а также от доходов с королевского домена. Король явно исчерпал финансовые резервы, с которыми он начинал свое предприятие. Чтобы вознаградить своего сына Пьера, графа Алансонского, за его достоинства, он увеличил его апанаж ежегодной рентой в 2.000 турских ливров. Людовик также позаботился о том, чтобы заменить двух своих душеприказчиков, графа Вандомского и архидиакона Парижа, которые слегли от болезни, деканом Сен-Мартен-де-Тур и Пьером Барбе, архидиаконом Дюнуа[162]. Однако конец был не за горами, несмотря на заботу врачей, окружавших его, включая метра Дюдона, который несколько месяцев спустя стал одним из первых свидетелей чуда, приписываемого Людовику. Приняв церковные таинства, король Франции умер в понедельник 25 августа.
Прибытие Карла Анжуйского
Именно в момент смерти своего брата король Сицилии наконец-то высадился на побережье Туниса, а один из его кораблей прибыл несколькими часами ранее, принеся радостную весть[163]. Если смерть Людовика вызвала смятение в лагере крестоносцев и большую радость среди тунисцев, то прибытие его брата восстановило равновесие. Карл Анжуйский, как и его брат, любил театрализованные действа, даже если они были в несколько ином стиле. Чтобы впечатлить публику зрелищем своей силы, он приказал, чтобы при его высадке звучали трубы и другие музыкальные инструменты, рассчитывая, что армия крестоносцев воспримет объявление о его прибытии с воодушевлением! Естественно, мучения умирающего короля и общее положение армии делали атмосферу в лагере крестоносцев довольно мрачной, и прибытие армии Карла было не таким триумфальным, как ожидал Сицилийский король.
Как только ему сообщили о смерти брата, Карл принял решение вести себя бесстрастно, чтобы не усиливать волнения, которые он ощущал в армии. Только когда он оказался перед телом брата, его глаза наполнились слезами. По словам Пьера де Конде, он сокрушался причитая, целуя ноги умершего: "О мой господин! О мой брат!". "Но, ― говорит Гийом де Нанжи, ― потом он вспомнил, что плакать свойственно только женщинам, встал и огляделся вокруг так гордо, как будто был ничуть не тронут смертью брата". Не время было опускать руки[164].
Что надлежало делать с останками короля? Для большинства погибших во время крестового похода погребение в тунисском песке, вероятно, являлось единственным вариантом. Возможно, легат и многие присутствующие священнослужители освятили кладбище для погребения останков погибших. Однако же тела важных людей или, по крайней мере, их кости должны были быть возвращены на родину. Филипп де Монфор, сеньор де Кастр, умер 28 сентября и один из его рыцарей похоронил его внутренности и плоть в лагере и привез кости и сердце обратно в Кастр, где они были захоронены в церкви Сен-Венсан почти год спустя, 9 сентября 1271 года. Кости легата Рауля Гроспарми были доставлены в Трапани. Что касается короля и его сына, то они обязательно должны были быть похоронены во Франции. Останки Людовика, конечно же, должны были отправились в Сен-Дени, королевскую усыпальницу, Жан Тристан, напротив, должен был быть похоронен в аббатстве Ройомон, поскольку его отец решил, что отныне в Сен-Дени будут хоронить только королей.
Но тела еще нужно было подготовить. Тогда принято было варить их в смеси воды и вина, чтобы плоть отделилась от костей — поэтому требовался большой чан. Перед варкой из тела удаляли сердце и внутренности. После варки кости короля и его сына очистили, отбелили и поместили в два ларца с шелковой обивкой, наполненных специями[165].
Многие в армии не сомневались, что однажды Людовика канонизируют. По праву близкого родства, Карл Анжуйский получил сердце и внутренности своего брата, потенциальные реликвии, которые должны были служить напоминанием о связи между королем Франции и королем Сицилии. Карл немедленно отправил их в Монреале (Королевская гора), бенедиктинское аббатство недалеко от Палермо. Первоначально кости почившего короля были доверены Жоффруа де Болье для транспортировки по морю во Францию. Но Карл Анжуйский убедил своего племянника, нового короля Франции Филиппа III, оставить их в армии. Тут можно только восхищаться мастерством Сицилийского короля, который, будучи прекрасным руководителем, хорошо знал, что может укрепить боевой дух армии, оказавшейся в гуще опасностей[166].
162
Кредит в размере 100.000
163
Correspondance, no 8 (Pierre de Condé à Mathieu de Vendôme, 21 août 1270); Primat, p. 57.
164
Correspondance, no 9 (Pierre de Condé au trésorier de Saint-Frambaud de Senlis, 4 septembre 1270); Primat, p. 57–58; Nangis, p. 466–469.
165
Histoire générale du Languedoc, t. VI, p. 924–925 (Филипп де Монфор); Primat, p. 51 (Жан Тристан), 52 (Рауль Гроспарми) et 58–59 (Людовик); Nangis, p. 456–457; Georges Pachymérès, Relations historiques, II. Livres IV–VI, ouvr. cit., p. 466. Именно Пьер де Конде сообщил в письме, которое он отправил казначею Сен-Фрамбуру де Санлис, "что король не хочет, чтобы он [Жан Тристан] был похоронен в церкви Сен-Дени, в которой хоронят только королей"; на самом деле, в Ройомоне уже был похоронен один из братьев Людовика, Филипп Дагоберт (ум. 1235), и двое его детей, Бланка (ум. 1243) и Жан (ум. 1248). Во время раскопок, которые он проводил в 1880-х годах на холме Бирса и в окрестностях, отец Делатр обнаружил скелеты, покрытые известью, которые, по его предположению, были останками крестоносцев (Alfred-Louis Delattre, Souvenirs de la croisade de Saint Louis trouvés à Carthage, ouvr. cit).
166
Correspondance, no 9 (Pierre de Condé au trésorier de Saint-Frambaud de Senlis, 4 septembre 1270; Primat, p. 58; Nangis, p. 466–469; Geoffroy de Beaulieu, § 46 (Карл Анжуйский убеждает своего племянника оставить мощи отца в армии, а не отправлять их сразу во Францию).