Но самое неприятное при этом — то, что протест возник в его собственной семье! Не бывать такому! Хийе силком поили молоком, а когда ее начинало тошнить, лицо Тамбета наливалось от ярости кровью, и он орал как козел. Он не знал уже, как еще наказать Хийе, все было перепробовано, а она только плакала и просила позволить ей не пить молоко. Тамбет об этом и слышать не желал, а его жена Малл стучала по столу своим длинным сильным пальцем, требуя: «Слушайся отца!».
В конце концов Тамбет обратился к хийетарку. Уж он-то должен помочь. Юльгас оглядел Хийе, принялся окуривать ее какими-то травами, смазал ей коленки куньей кровью и велел высосать мозг из живого соловья. Когда ее от этой мерзости снова стало выворачивать, Юльгас уверил Тамбета, что духи-хранители заколдовали девочку.
— Но ничего, я могу повелевать духами-хранителями, она у меня выздоровеет! — пообещал Юльгас. Хийе пришлось каждый день ходить в священную рощу, кунья кровь лилась ручьями, зловонный дым горящих растений поднимался к небесам, а Юльгас совал Хийе под нос все новые и новые соловьиные мозги.
Ничто не помогало — Хийе так и не стала пить волчье молоко. Вообще-то она почти совсем перестала есть — соловьиные мозги отбили ей всякий аппетит, а удушающее зловоние, сопровождавшее Юльгасовы заклинания, отвращало от любой пищи. Юльгас бесился, он же обещал повлиять на духов-хранителей и пытался лечить Хийе новыми, еще более жуткими методами. Ночью он отвел девочку в глухую чащу к одинокому роднику и оставил ее там со жбаном молока, заверив Хийе, что в полночь из родника выйдет дух-покровитель и задушит ее, если она не выпьет молоко. Хийе молоко не выпила, она вылила его в мох, но никакой дух-покровитель из родника не появился.
В конце концов Юльгасу надоело возиться с Хийе, и он сказал Тамбету, что ему удалось-таки спасти ее от духов, но пить молоко она станет лишь через десять лет, а пока на ней лежит заклятье духов. По всей видимости Юльгас надеялся, что спустя десять лет Хийе по какой-нибудь причине да станет пить молоко, или помрет к тому времени, или же помрет Тамбет, так и не удостоверившись в исполнении обещаний хийетарка. Десять лет — срок долгий, мало ли что за это время может произойти.
Во всяком случае, хийетарк Юльгас невольно спас Хийе жизнь, ведь продолжись ее мучения, она бы непременно протянула ноги. Теперь же слова Юльгаса смирили Тамбета, и он больше не заставлял Хийе пить молоко. Однако он не мог любить ребенка, который нарушает установленный пращурами порядок, и он почти не разговаривал с Хийе и всегда смотрел на нее с неприязнью, как на калеку.
Мои занятия с дядей Вотеле продолжались. Мы не столько упражнялись в змеиных заклятьях, в которых я уже поднаторел, сколько просто так бродили по лесу, когда вдвоем, когда вместе с Инцем, который лентой висел на моей шее, и болтали о том о сём. Дядя Вотеле рассказывал обо всем, что было когда-то, но исчезло безвозвратно. Он показывал заросшие подлеском хибарки, обитатели которых или умерли или перебрались в деревню. Рассказывал, какие дюжие старики и суровые старухи жили в них когда-то. Сотни лет назад никто и представить не мог, что когда-нибудь эти жилища опустеют, стены их разрушатся и крыши провалятся. Мы продирались сквозь заросли, карабкались по развалинам заброшенных хижин, обнаруживая там массу следов былых хозяев. Нередко попадались целые сохранившиеся хозяйства — кухонная утварь, ножи и топоры, сундуки со шкурами животных и укладочки, полные золота и драгоценных камней. Это была добыча, награбленная на кораблях, в давние времена приплывших к нашим берегам, команды которых уничтожила Лягва Полярная. Странно было прикасаться к этим пряжкам и ожерельям, в свое время видавшим над собой гигантскую тень Лягвы. Казалось, они еще хранят тепло пламени, что вырывалось из ее хайлища.
Мы оставляли найденное на месте, поскольку нечего нам было делать ни со шкурами, ни с утварью, ни с сокровищами. У нас у самих всего хватало — добра, скопленного многими поколениями предков за сотни лет. И мы вновь выбирались из замшелых развалюх, и заросли вновь оплетали их густой паутиной.
Иногда во время наших походов нам все-таки попадались и живые люди — в основном древние старики и старухи, они дремали возле своих жилищ в лучах солнца, пробивавшегося сквозь кроны деревьев. Дядя Вотеле заговаривал с ними, и старики охотно откликались. Они рассказывали нам о своей жизни и обо всем том, что было прежде, когда дядя Вотеле был еще совсем мальчик. Они радовались при виде Инца и беззубыми ртами ловко произносили заветные змеиные слова, расспрашивая Инца про змей, которых они знавали в свое время. Инц отвечал им столько, сколько знал, но в основном ему приходилось сообщать, что все эти змеи давно умерли, ведь змеиный век короче человечьего.