Мы оставили его разоряться под деревом и побрели домой. Встреча с Мёме придала моим мыслям новое направление.
6
Мёме много чего наговорил, но некоторые его слова заставили меня задуматься. Искать ключ — бесполезно, сказал Мёме, ключ сам окажется в руках нужного человека. Естественно! Мое ребячье сердце распирало от гордости, ведь мне казалось, что я понял слова Мёме и уловил их скрытый смысл. Найти таинственный ключ где-то в лесу, во мху, невозможно, это тебе не какой-то гриб или ягода, на которые может наткнуться любой грибник. Это должно быть нечто бережно сохраняемое и хорошо спрятанное, что посвященные в тайну передают друг другу. Старик ведь говорил про стражников! Наверное, они передают ключ из рук в руки. Возможно, его передают по наследству. Пожалуй, это самое вероятное: с какой стати стражнику ни с того ни с сего отдавать бесценное сокровище. Я б ни за что не отдал. Другое дело — в случае смерти. Один стражник помирает, на его место заступает другой.
От волнения я принялся грызть ногти. Я был очень доволен своей сообразительностью, но еще больше меня взволновало знание того, что и я несколько лет назад получил нежданный подарок. Перстень! Само собой, у меня не было никаких причин верить в то, что именно этот подаренный мне Мёме перстень и есть тот самый заветный ключ, который укажет путь к Лягве Полярной. В то же время в том, как перстень достался мне, было столько странного. Почему Мёме дал его именно мне? Мужчины и парни перстней не носили. Куда логичнее было бы отдать перстень какой-нибудь женщине, хотя и они не слишком дорожили украшениями, к тому же в каждой семье таких цацек на каждый палец хватит. Сокровища, добытые в стародавние времена, во времена Лягвы Полярной, в основном были целы и валялись по сундукам. Но этот перстень хранился в кожаном мешочке, он был обособлен от других ему подобных и тем самым отмечен. С моим перстнем наверняка связана какая-то тайна, и я в своем ребячьем азарте был убежден, что это и есть ключ.
Единственное, что еще вызывало во мне сомнения — перстень дал мне Мёме. Почему именно он? Знал ли он, что это за сокровище? Если знал, то почему не оставил себе? Что вообще за человек этот Мёме? Как уже сказано, я его видел только валяющимся где-то и потягивающим вино, а в прежние времена — с мухомором во рту. Он был какой-то липкий, весь в смоле и грязи, глаза мутные и в бровях полно перхоти. Внешность его доверия не внушала. Подари мне этот перстень дядя Вотеле или хийетарк Юльгас, или даже Тамбет (уж он-то ни за что не отдал бы его мне, деревенскому малому), я бы нисколько не сомневался, что это сокровище в каком-то смысле заслуживает внимания. Но в случае Мёме это могла быть и просто хохма нетрезвого человека. Нашел где-то старинный перстень, завернул в лоскуток кожи и вручил мне. И теперь, если я надену перстень на палец в надежде, что он приведет меня к Лягве Полярной, захохочет сойкой.
Поэтому для начала я разыскал дядю Вотеле и попросил его:
— Расскажи мне про Мёме.
— С чего это он тебя заинтересовал? — удивился дядя Вотеле. — Он что — вином тебя угощал? Нельзя пить вино, от него голова дурная становится.
— Не угощал. Вообще-то предлагал, но я не стал. И грибов не стал пробовать. Расскажи про него! Почему он вечно валяется на земле и никогда не ходит?
— Наверняка ходит, ведь он не на одном месте лежит, — сказал дядя Вотеле, пощипывая бороду. — Видишь ли, Мёме человек довольно странный. В свое время он был отважный воин, сильный и смелый. По правде говоря, это он должен был бы возглавить ту битву в которой погиб твой дед. Но Мёме в той битве участвовать не захотел. Он считал, что выступить против железных людей с их же оружием глупость невероятная. Даже волков оставили дома и пёхом двинулись на поле, где железные люди без труда наголову разбили наших. Мёме это наперед знал и предупредил, что так воевать глупость несусветная. Но его не послушали.
— Почему?
— Потому что многие считали железных людей умнее нас. Они втайне восхищались их железными доспехами и блескучими мечами, хотя и шли воевать с ними. Посчитали, что сражаться верхом на волках и в лесной чаще — это вчерашний день, что ни одно войско в наши дни так не воюет. Когда Мёме принялся им втолковывать, что нам все же пристало держаться своих древних приемов, многие возражали, мол, подобная тактика самоубийственна. «Нам надо учиться у продвинутых народов, — твердили они. — И раз железные люди сражаются в чистом поле и без волков, значит так правильнее и эффективнее. Они, небось, знают, что лучше! Как-никак приплыли сюда из далеких краев! Нам следует учиться у них, а не бросаться в схватку, словно какие зверолюди. Нельзя так позорить доброе имя эстов! Пусть эти железные люди видят, что и мы умеем воевать по-людски! Что мы ни на волос не хуже других народов!»