— Да ты сам-то веришь в то, что говоришь? — спросил дядя. — Юльгас, я понимаю: есть старинные обычаи и обряды, и нашему народу всегда нравилось верить, что реки да озера не просто большие ручейки да лужи, но такие же живые существа, как и мы. И чтобы лучше понимать это, представлять себе это, придумали всех этих водяных и духов-хранителей, которые вроде бы обитают в глубине вод. Это просто красивые сказочки.
— Пр-ридумали! — пророкотал Юльгас. — Сказочки! Да что ты такое несешь?
— Я говорю, как есть. Конечно, куда интереснее и приятнее ходить по лесу, воображая, будто в каждом дупле обитает хранитель дерева, а о целом лесе радеет лесная матерь. Это удерживает детишек не ломать из озорства ветки, не портить деревья. Но мы не можем сходить с ума из-за этих стародавних сказок и полосовать волков только потому, что какая-то живность вздумала поплавать в лесном озере. На что вообще это озеро, если не затем, чтоб пить из него и купаться в нем? Косули да лоси каждый день ходят сюда на водопой!
— Косули да лоси подопечные лесной матери, а у нее договор с водяным! — заявил Юльгас.
— Ну, это, положим, очередная сказочка рассказать детям на ночь, — сказал дядя. — Ты, Юльгас, никак снова в детство впал: такие вещи рассказываешь мне тут с умным видом!
— Я хранитель священной рощи — хийетарк! — рявкнул Юльгас. — Это ты, Вотеле, такое же дитя неразумное, как и твой племяш, который ничтоже сумняшеся нарушает покой священного озера и который знать ничего не знает о древних обычаях. Слыхал, ты его змеиной молви обучаешь, хотя следовало бы также научить его почитать духов-хранителей и священную рощу. Да только, похоже, у тебя у самого знаний по этой части негусто. И неудивительно. Очень редко видел я тебя в священной роще приносящим жертву! Ты же считаешь змеиную молвь единственным кладезем мудрости, однако ты забыл, что на духов-хранителей она не действует!
— Что правда, то правда, — согласился дядя. — Иначе мне бы наверняка удалось побеседовать с ними.
— Шутишь! — пренебрежительно бросил Юльгас. — Ты прямо как дитя неразумное. Разговаривать с духами-хранителями может один лишь хийетарк, посвященный в самые сокровенные знания. Я — посредник между людьми и духами-хранителями, и если я говорю: чтобы умилостивить водяного, надо принести в жертву всех ваших волков, то твое дело — повиноваться. Давай веди волков сюда!
— Юльгас, ты в своем уме? Ты же понимаешь, что я не такой дурак.
— Давай сюда волков! — заорал хийетарк. И я испугался за дядю. Юльгас держал в руке длинный нож, и вид у него был такой безумный, что он вполне мог пустить его в ход. Не исключено, что страсть принести жертву разгорелась в нем настолько, что ему не терпелось перерезать кому-нибудь горло. Но дядя Вотеле, похоже, не боялся хийетарка.
— Юльгас, — сказал он. — Нас тут в лесу осталось так мало. Мы последние, и очень возможно, что иные из нас переберутся в деревню. Рано или поздно время наше выйдет, и все твои духи-хранители будут позабыты. Так какой смысл отравлять эти немногие оставшиеся нам годы дурацким безрассудством? Боюсь, Юльгас, ты последний хийетарк, и после твоей смерти никто и не вспомнит про водяного, что живет в озере, и если забредут сюда деревенские, пришедшие в лес по ягоды, то с легким сердцем они будут купаться здесь, а их ребятня будет писать в твою священную воду.
— Да как ты смеешь? — прохрипел Юльгас. — Вот из-за таких, как ты, наша жизнь в лесу и стала такой убогой! Еще сто лет назад священная роща не могла вместить всех желающих, а жертвенные камни дымились от жаркой крови, пролитой в честь духов-хранителей и лесной матери. В те времена никто не осмелился бы говорить с хийетарком так, как разговариваешь ты, — прекословить ему, зубоскалить над его приказами. И я не удивляюсь, что твой племянничек водится со зверолюдьми и для него нет ничего святого! Он же твой выученик! Отчего же вы не переберетесь в деревню, к таким же выродкам? Там ваше место!
— Да не собираюсь я в деревню, — совершенно спокойно, не повышая голоса, ответил дядя. — Мне нравится в лесу, здесь мой дом. Только ты, Юльгас, не нравишься мне, но, к счастью, лес большой, и мы можем не встречаться.
— Однако как истинный эст ты должен посещать священную рощу! — подколол Юльгас. — И там волей-неволей будешь встречаться со мной!
— Значит, я больше не буду ходить туда, — сказал дядя. — Интересного там мало. А если ты не считаешь меня истинным эстом, так это дело твоё. Мне от этого ни жарко ни холодно.