Как-то раз мы втроем — я, Инц и Пяртель — опять бродили по лесу, вдруг Инц насторожился:
— Кто-то идет.
— Юльгас? — спросил я, поднимаясь, чтобы скрыться.
— Нет, Тамбет.
Какая разница. Тамбет, как и хийетарк, не вызывал у меня никаких симпатий. Если раньше он просто недолюбливал меня, то после истории со вшой Тамбет прямо-таки возненавидел меня. Наверняка Юльгас во всех подробностях обрисовал ему случившееся, так что, естественно, у него не было никаких добрых слов ни для меня, ни для дяди Вотеле. Однажды после того происшествия я повстречался с Тамбетом, и это было ужасно. Мы шли вместе с мамой, и когда Тамбет заметил нас, он весь затрясся, замахал руками и закричал:
— Мерзкий мальчишка! Я так и знал: все, кто родился в деревне, гниль сплошная!
— Не кричи на ребенка! — вспылила мама. Она нисколечко не боялась Тамбета и любила рассказывать, как много лет назад Тамбет ухлестывал за ней. Молодой Тамбет, желая сделать моей молодой маме приятное, залез на елку и достал оттуда несколько сот с медом диких пчел. Затем он отправился в гости к маме, но постеснялся на виду у всех нести в руках соты и спрятал их за пазуху. Придя к маме, он решил торжественно вручить лакомство, но случилась беда — мед в тепле стал таять, прилип к растительности на животе жениха, потек книзу, так что достать его не было никакой возможности. Молодой Тамбет побагровел и постарался сесть так, чтобы никто не догадался о его промашке, но мой дед, у которого были ядовитые зубы, заметил, как он ерзает, и рявкнул: «Что там у тебя? Показывай!» И когда Тамбет забормотал что-то невразумительное, дед схватил его за полы и рывком распахнул их, так что обнажился залитый медом живот и хрен. Смех да и только, рассказывала мама, как Тамбет пытался собрать с себя мед, пыхтел и отдувался, готовый свихнуться со стыда. В конце концов позвали какого-то медведя облизать Тамбета дочиста, однако, увидев, что именно предстоит облизать, тот заартачился, мол, он самец. На этом месте рассказ обыкновенно прерывался, поскольку мама не могла продолжать, она давилась со смеху, валилась на пол, и когда я потом спрашивал, что же стало с Тамбетом и его медвяным хреном, мама только отмахивалась:
— Ну, небось, как-нибудь да отмылся. Едва ли он так до сих пор медом намазанный ходит. Впрочем — не знаю, не разглядывала.
Понятно, что из-за одних только этих воспоминаний мама относилась к Тамбету безо всякого почтения. Она терпеть не могла, чтобы кто-то кричал на ее сына, и отвечала тем же:
— Чего придираешься? Иди резать своих волков, если неймётся! У тебя их и впрямь многовато, ты что — купаешься в их молоке? Иди, подари их Юльгасу, будете вдвоем их полосовать, если есть охота. А то ты только дочке своей житья не даешь, словно невольницу какую заставляешь за волками ходить. Постыдился бы! Погляди, она же маленькая еще, слабенькая!
— Оставь мою дочку в покое! — заорал Тамбет.
— А ты сына моего в покое оставь! Только и знаешь, что цепляться к нему, что он в деревне родился! Разве он в том виноват? Человеку не дано выбирать, где на свет появиться. И при чем тут вообще, где он родился. Ты вон в лесу родился, а погляди, на что похож!
— На что же?
— На дурака!
— Заткнись, медвежья подстилка! — рявкнул Тамбет. Ничего более оскорбительного для матери быть не могло, и даже мне при этих словах показалось, будто я упал лицом в костер, настолько они обожгли меня.
У мамы дыхание перехватило, затем она стала как-то странно хмыкать, словно что-то попало ей в нос, и схватила меня за руку.
— Давай уйдем, Лемет, — сказала она. — Мне очень нравится жить в лесу, но, может, нам и вправду лучше перебраться в деревню, как и другие. В лесу-то одно отребье осталось.
Она плюнула в сторону Тамбета. Тот стоял, распрямившись и гордо задрав голову с длинными седыми волосами, явно уверенный в том, что ловко и достойно защитил лес и древние обычаи, а также обратил в бегство мерзких отступников. В тот раз мы с мамой действительно бежали, и я решил спасаться бегством всякий раз, едва на горизонте покажется Тамбет. Этот человек внушал мне такой же ужас, как и хийетарк Юльгас.
Так что мы с Пяртелем сиганули в кусты, Инц скользнул вслед за нами. Лежа в зарослях, мы видели, как прошел Тамбет, и уже собрались было выйти из укрытия, как Инц сообщил:
— Там еще кто-то идет.
Это оказалась дочка Тамбета Хийе. Наверное, она шла куда-то вместе с отцом, но Тамбет, естественно, не заботился о том, поспевает ли она за ним, он гордо шагал впереди, а Хийе семенила где-то далеко позади. Ее мы не боялись, так что вышли из зарослей и поздоровались.