- Чего темнить? Уже с Фросей набалакался - болтает языком как красный агитатор...
- Фросю не трогай, - насупился Иван Иванович. - У нее своя линия, и я с ней лично разберусь. А с тобой вот что сделаем... - Задумался на несколько секунд и добавил твердо: - Два - три дня здесь побудешь, Иона Янкелевич устроит. А потом в отряд пойдешь.
- Какой отряд?- Встрепенулся Вовк, потому что это не совсем совпадало с его планами. - Я думал, остатки организации сохранились...
- На Казачьей раде, парень, ставь точку, - нахмурился Иван Иванович, - большевики чисто подмели.
- Но у меня в Киеве остались некоторые связи: студенты и профессура...
- В Киеве - это очень хорошо, - одобрил Тимченко. - Но в Киев далеко и пути туда тяжелые. А вот в здешних лесах шевелятся ребята. В нашем и Полонском уездах, под Коростенем и Овручем, там и местные люди, и те, что от Тютюнника остались. Им такие, как ты, прапорщик, пригодятся.
- А я не возражаю. Рука по оружию соскучилась.
- Вот и докажешь на деле, - оскалился Иван Иванович. Немного подумал и сказал осторожно: - Да и с некоторыми тут в Бердичеве посчитаться время. Полегонечку, не спеша, потому что поспешишь - людей насмешишь, правильно в поговорке говорится. Главное - большевикам передышки не давать, колоть их, проклятых, в местах, где только возможно. Не так, Иона?
Огоньки, которые тлели в льстивых Гольдройзовых глазах вспыхнули.
- У каждого свои счеты с красными! - Переплел тонкие пальцы, покрытые рыжим пухом. - Знайте, прапорщик, бороться нужно до победы. Пока они нас немного потрепали, однако, видите, не до конца, и будем последними дураками, если склоним голову.
- Переправим тебя, прапорщик, в отряд Таракана, - уточнил Тимченко. - Или, как шумят красные, в банду. Сейчас ее возглавляют Длугопольский и Грунтенко, весьма уважаемые люди из Тютюнникова окружения.
"То есть недобитые..." - чуть не сорвалось с языка у Вовка, спросил:
- Как им удалось спастись? Я слышал, Котовский с Примаковым погуляли в полесских краях...
- Погуляли... - с грустью констатировал Иван Иванович. - Да, видишь, остались люди, и ненависти им не занимать. По хуторам отсиделись, а теперь за оружие взялись. Таракан погиб, наши люди политику другую в отряде навели - теперь считается военным соединением, подчиненным Центральному штабу.
- Рад слышать это.
- Я познакомлю тебя, прапорщик, лично с Длугопольским, - пообещал Тимченко, - или Грунтенко. На следующей неделе. С ними свяжется наш человек, здесь один поп, проныра и проходимец, но дело хорошо знает.
- Отец Леонтий?- Уточнил Гольдройз.
- Он самый.
- На него можно положиться.
- Длугопольский ищет выход на Киев и Центральный штаб, - пояснил Тимченко. - Ему надо помочь.
- Поможем, - заверил Вовк совсем искренне.
Кто знает, возможно, это путь к шпионской группе, которая поставляет польскому Генштабу тайные военные данные. Да и вообще, надо вывести банду под удар воинских частей...
- Мне нравится ваша идея, сударь, - сказал, подняв глаза на Ивана Ивановича, - она отвечает моим планам.
- Не сомневался в этом... - Черты лица у Тимченко стали мягче. - Остальные вопросы обсудим потом: отдыхайте и набирайтесь сил, прапорщик, потому что в отряде в Длугопольского не отлежитесь.
- Отлично! - Расцвел в улыбке Вовк.
10
Николай Прокопович посоветовался с женой, и они решили провести встречу с Вакар за чашкой чая. Во-первых, это придавало беседе тон интимности. Во-вторых, если кто-то донесет, всегда есть оправдание: чаевали с давними знакомыми - разве это запрещено? Тем более, что особых затрат чайный стол не требовал: немного сахара, варенья, печенье - при нынешних обстоятельствах вполне прилично. Главное - начищенный до блеска самовар и сервиз севрского фарфора.
Договорились собраться в пять, после обеда. Мария Даниловна накрыла стол накрахмаленной и безупречно выутюженной скатертью, самовар сиял в конце стола, как солнце, и казалось, что солнце действительно пришло в эту большую комнату, обставленной немного старомодной, но добротной мебелью из мореного дуба.
Николай Прокопович надел серый костюм из мягкой шерсти и серый галстук в мелкие горошины - это немного скрадывало возраст и придавало некоторую легкомысленность. Таким он позволял себе быть в дружеских компаниях, среди единомышленников, когда расслаблялся, не контролировал каждое слово, что было совершенно необходимо в аудитории или даже в профессорской комнате - туда Николай Прокопович появлялся в строгих темных костюмах и даже редко улыбался.