Николай Платонович сделал паузу, обвел присутствующих внимательным взглядом, пытаясь произвести впечатление от своих первых слов.
- Так вот, деловое, международное положение на нынешнем этапе состоит целиком в нашу пользу, и мы должны воспользоваться этим!
Константин Прокофьевич, услышав эти слова, иронически хмыкнул. Злость подступила к горлу, но взял себя в руки и ничем не выдал настоящих чувств - слушал Вакара и думал: вот к чему пришли господа кадеты... Болтуны проклятые, демагоги паршивые. Теперь они готовы принять любые программы и лозунги, чтобы окончательно не утонуть, а где были раньше? Пошли бы с меньшевиками, образовали бы с ними блок - не состоялся бы октябрь. Ну, сидели бы, возможно, в оппозиции, ибо только меньшевики могли бы сформировать боеспособное правительство, но сидели бы здесь, в Петрограде, Москве и Киеве, а не в эмиграции, руководствовались бы законами, принятыми Учредительным собранием, ибо законы в демократическом государстве можно толковать, наконец, кто как хочет...
И был бы он, Константин Прокофьевич Василенко, социал - демократ и меньшевик, не менее, чем министром Украины, конечно, не самостоятельной Украины, как требовали политики петлюровской ориентации, а в составе федерации, целого конгломерата многочисленных национальностей России.
Константин Прокофьевич посмотрел на Чебакова, прочитал в прокурорском взгляде откровенную неприязнь. А Чебаков и не думал скрываться со своей неприязнью, он заставил себя прийти на это собрание непутевых интеллигентов, как мысленно называл кадетов, из чисто тактических соображений. Он, Сергей Михайлович Чебаков, ранее не только не входил в одну из партии, а вообще не признавал никаких партий, начиная от октябристов и кончая социал - демократами и левыми эсерами. Был чиновником, служил верой и правдой режиму, на вершине которого стоял монарх. И это вполне устраивало Сергея Михайловича, потому что имел определенное положение и перспективу для продвижения по службе: начал судебным следователем, пять лет тянул это ярмо и дослужился до товарища прокурора Киева. После февральской революции получил по телеграфу приказ, подписанный министром юстиции Керенским: занять должность прокурора Киевской судебной палаты. Оставался на этой должности некоторое время и при Центральной раде, затем Гетманское правительство перевело его в Государственный сенат. Только Петлюра освободил Чебакова, оставив без чинов и должностей, и Сергей Михайлович до сих пор с лютой ненавистью вспоминал петлюровщину. Хамы и быдло, национального им захотелось, русские их не устраивали - ну и что? Теперь сидят нищими за рубежом и облизываются...
К счастью, Петлюре не удалось долго продержаться в Киеве: пришла доблестная Добровольческая армия, о Чебакове вспомнили и опять назначили прокурором судебной палаты. Затем проклятые красные разгромили Деникина, и ему, известному деятелю, пришлось прятаться, бежать в Одесскую губернию, устроиться делопроизводителем эпидемиологического отряда по борьбе с тифом. Слава богу, после ликвидации отряда удалось, использовав новые справки о добросовестной службе, устроиться снова в Киеве, получить должность заведующего отделом по денационализации мелкого имущества.
Чебаков яростно сжал кулаки, подумав о своем теперешнем унижении. Глупые, последние дураки - и он, и бывший киевский генерал - губернатор, и даже сам их величество Николай II, церемонились с кадетами, думами, социал - демократами... их бы всех в холодные сибирские просторы, мало стреляли и совсем мало вешали, надо было удвоить, утроить количество виселиц и тюрем, объявить террор, чрезвычайное положение, все, что угодно, чтобы сохранить монархию.
Чебаков не удержался и громко кашлянул. Вакар удивленно посмотрел на него, на мгновение остановился, недовольно поморщился.
- Итак, - продолжал, - увы, отношение стран Антанты к России, нашей многострадальной матушки, сейчас в основном хищническое, правительства многих стран смотрят на Россию как на возможную легкую добычу, и этим определяется их политика и в эмигрантских кругах...
Смирнов подал пустую чашку Марии Даниловне, и она налила ему снова доверху.
" А как вы думали, - думал Смирнов, размешивая ложечкой сахар. - Закон истории: каждое сильное государство пытается подмять слабое. А Россия - жирный кусок, самая большая страна в мире, кому не захочется откусить от такого пирога? И все мы согласимся с этим: но вы, уважаемый господин Вакар, если возьмете власть, сами будете торговать Россией. И я торговать, - признался сам себе, - и я хочу, чтобы пришли к нам французы или англичане, пусть даже немцы, мы отрежем им лучшие куски, отдадим имения с наилучшим украинским черноземом, заключим концессии на выгодных для них условиях, поднимем на блюдечке Баку и донецкий уголь, только бы выгнали большевиков - Комиссаров в кожаных куртках, командиров с красными и синими " галунами " на груди, чекистов, чтобы снова взнуздали пролетариев и неимущих, чтобы снова я переселился с Вероникой в шестикомнатную профессорскую квартиру и дворник не смотрел бы нагло, а за квартал снимал фуражку ".