Около постели князя сидела заплаканная Батильда, которая никого больше к своему господину не подпускала. Она обтирала пот на его лице и давала воду маленькими ложечками. Самослав почти не мог глотать, и вода все больше проливалась на постель. Сподвижники хмуро смотрели на того, кто еще недавно был здоров, как дикий тур, и смахивали непрошеную злую слезу. Они хватались за рукояти ножей, но это было совершенно бессмысленно. Княгиню старую вместе с детьми спрятали где-то, а княгиня молодая сидела под замком, ожидая решения своей участи. Пока еще князь был жив, а потому никто не смел принимать никаких решений.
А в самом Новгороде назревала буря. Слухи один другого невероятнее покатились по столице, выплескивая на улицу обозленных горожан. Улицы Белого города патрулировала пехотная тагма, безжалостно распихивая перепуганных обывателей по своим домам древками копий. Крепость затворила ворота, а посад бушевал, пытаясь ворваться и найти справедливость внутри стен княжеской цитадели. Его жителей воины унять не могли никак, слишком уж их было много, и слишком они были злы. То тут, то там раздавались призывы идти к княжьим палатам, где укрылись убийцы. В воздухе все отчетливей пахло большой кровью, грабежом и пожарами. В Белом городе было немало богатых домов, и озверевшая толпа мимо них не пройдет точно. Так всегда и бывает, когда простые люди восстанавливают справедливость. А разве справедливо, когда один в каменном доме живет и жрет в три горла, а другой за копейку целый день горбатится? Вот то-то!
Бояре сидели в Думной палате, небрежно скинув на пол шубы из бесценного соболя. Теперь это все было уже неважно. На лицах многих была написана растерянность, у других — откровенный страх, а кое у кого проступало жадное нетерпение. Одного только здесь не было — равнодушия. Збыслав сидел, глубоко задумавшись, быстрым умом гоняя один вариант за другим, и судя по выражению его лица, ничего путного ему на ум не приходило. Его губы шевелились, а по ним легко читалась затейливая брань, что готова была сорваться в любую минуту. Арат сидел в углу, хмурый, и чистил ногти небольшим, острым, как бритва ножом из переливчатого булата новгородской работы. Он уже давно это делал, не вступая в разговоры, и лишь ловил на себе удивленные взгляды некоторых бояр. Ногти его уже были чистыми, словно у младенца, и Арат, вздохнув, начал подрезать их тем же самым ножом, стряхивая обрезки на пол. Он делал это медленно, вдумчиво, и внимательно разглядывал получившийся результат. Владыка Григорий негромко молился, гоняя бусины четок из балтийского янтаря. Одна молитва за другой, одна за другой…
— Где княжич Святослав-то? — нервно спросил Моимир, который в нетерпении постукивал по полу острым концом посоха. — Как там наш князь, боярин Горан? Не лучше ли ему?
— Княжичи все в потайном месте спрятаны, в ближней усадьбе, — хмуро обронил Горан. — Там, где королева Мария живет. С ними два десятка воинов, от греха. А сам князь того и гляди отойдет к богам. Я только что был у него. Он совсем плох.
— Надо гонца домой послать, — поднялся Внислав, жупан Праги. — Предупрежу своих, чтобы быстро не ждали.
— Предупреди, — мотнул седой головой Горан. — Его пропустят, я распоряжусь.
— Народ волнуется, бояре, — стукнул посохом Моимир. — Надобно убийцу казнить прилюдно, чтобы успокоить людишек. Глядишь, и разойдутся по домам.
— Да! — послышались голоса еще нескольких жупанов. — Лошадьми разорвать суку. Чтобы неповадно было!
— Не бывать тому, — грозно посмотрел на них Горан. — Князь жив. И пока он жив, судить его жену никто не будет.
— А не много ли ты берешь на себя, боярин? — вперед выступил Живила, жупан из земель хорватов. Он заорал. — Она нашего князя убила! Да на кол ее! Или, как почтенные бояре говорят, конями разорвать!