Я довольно долго простоял перед девицей, пока она в конце концов не сняла наушники и не одарила меня неприязненным взглядом.
— Чего тебе? — спросила эта особа по-английски.
— Сувениры мне не нужны. Просто хочу задать тебе пару вопросов.
— Хватит и одного. Из-за тебя я пропускаю отличную песню. — Меломанка нахмурилась и в ожидании моего вопроса пригладила свои голубые косички.
Я пустился в объяснения:
— Несколько дней назад мне позвонила какая-то дама. Судя по голосу, уже в возрасте. Она назвала это место, поэтому я подумал, что она здесь работает… или хотя бы часто заходит в кабаре «Вольтер».
Девчонка выдула шар из жвачки голубого цвета, такого же, как и ее волосы; когда он лопнул, она изрекла:
— В чем тут, на хрен, вопрос?
По-видимому, эту шмакодявку наняли, чтобы провоцировать посетителей, но я решил не поддаваться, действовать по намеченному сценарию и спросил:
— Вопрос в том, есть ли в этом музее, галерее или как там еще женщина, подходящая под мое описание.
— Нету.
Произнеся это слово, девчонка снова напялила наушники и увеличила громкость своего хип-хопа.
Удержавшись от желания тотчас залепить ей оплеуху, я снова посмотрел на робота-художника, который, казалось, с удвоенной силой взялся за роспись полотна. Его программа, по-видимому, вступала в решающую стадию: теперь он очень быстро сновал взад и вперед, выплескивая на холст чернила; повороты его были непредсказуемы.
Совсем растерявшись, я уже был готов покинуть кабаре «Вольтер», но неожиданно заметил лестницу, которая вела на второй этаж. Там располагался малюсенький бар — всего два кресла, кофеварка и автомат по продаже баночного пива.
Повинуясь порыву жажды, внезапно накатившей на меня, я решил купить баночку, высосать ее одним глотком и распроститься с этим кабаре.
Потратив пять швейцарских франков, я получил банку холодного «Хайнекена». С пивом я уселся в кресло, с которого мне открылась неутешительная панорама: робот-художник, старательно передвигающийся по холсту, и робот-тинейджер с голубыми кудряшками, во всем ему подобная.
— Насрать, — сказал я сам себе, хорошенько приложившись к банке с пивом.
Между двух автоматических аппаратов висел огромный постер с дадаистским манифестом Тристана Тцарá:[21]
«Магия этого слова — ДАДÁ,—
которая привела журналистов
к порогу непредсказуемого мира,
для нас не имеет никакого значения».
За этим текстом — несомненно, плодом интеллектуального рукоблудия — следовала еще сотня строк идиотизма, но читать дальше я не стал. В кабаре неожиданно наступила тишина — просто у робота закончился завод. То ли сели батарейки, то ли он завершил свой труд.
Я единым духом покончил с пивом и взглянул на полотно. Увиденное не оставило меня равнодушным:
ПЯТНИЦА
ПОЛДЕНЬ
БЕРН
РОЗЕНГАРТЕН
Уяснив, что три из четырех слов, изображенных роботом, были написаны по-испански, я понял, что послание предназначалось для меня.
Я бегом преодолел ступеньки лестницы, уставился на четыре слова, явственно проступавших посреди моря черных клякс, замер, затем решительным шагом направился в сторону девушки с голубыми волосами, которая все с тем же апатичным видом возвышалась над прилавком.
— Кто программировал этого робота? — Я почти что кричал.
Продавщица сняла наушники и нахмурилась в ответ.
— Этот робот-художник, — не отступался я. — Кто написал для него программу?
Девчонка усмехнулась и заявила:
— Всемилостивейший Бог.
14
Розовый сад
В жизни есть единственное счастье: любить и быть любимым.
Ночь прошла отвратительно: я пытался разгадать смысл происходящего. Постель в отеле «Адлер» была мягка как пух, но послание из кабаре «Вольтер» напрочь лишило меня сна.
Когда над швейцарским городом взошло солнце, я все еще не сомкнул глаз. Пускай и так. Я спрыгнул с кровати с единственной мыслью — поскорее оказаться на железнодорожном вокзале. Мне было не до конца понятно, что означает Розенгартен — «Розовый сад» — в Берне, но, очевидно, некто поджидал меня там в полдень.
Спускаясь по лестнице, я мечтал об одном: пусть это послание окажется последним. Настала пора взглянуть в лицо тому, кто закинул сеть.
За минуту до отправления поезда я успел приобрести маленький путеводитель по Берну, чтобы попытаться отыскать этот чертов садик.
21
Тристан Тцара (настоящие имя и фамилия — Сами Розеншток, 1896–1963, Париж) — румынский и французский поэт еврейского происхождения, основатель дадаизма.