Традиции и сам образ жизни Морского училища, закрытого учебного заведения, тогда (а впрочем, и сейчас) определяли особые товарищеские отношения между одноклассниками, совместно разделявшими радости, неудачи и опасности службы в юности. Одноклассники сохраняли эти отношения на всю жизнь и, как правило, обращались друг к другу «на ты», несмотря на неизбежную с годами разницу в чинах. Среди одноклассников З. П. Рожественского были незаурядные личности, а судьба распорядилась так, что выпускники 1868 г. лейтенантами попали на войну с Турцией, а в начале XX в, во время войны с Японией, уже в адмиральских и генеральских чинах, занимали видные посты на флоте. Именно им было суждено командовать силами российского флота в двух крупнейших сражениях с японцами. Рожественскому — при Цусиме, а контр–адмиралу Вильгельму Карловичу Виттефту (третий по списку) — в сражении в Желтом море, где он погиб на мостике своего флагманского броненосца.
Лучшие воспитанники Морского училища не смогли одержать победу в борьбе со своим ровесником — японским адмиралом Того Хейхатиро, который именно в 1868 г. начал свою корабельную службу на ничтожном судне «Касуга» в составе никому не известного флота феодального клана Сацума. В том же году короновался император Мейдзи (Мацухито), положивший начало японскому императорскому флоту, одному из самых молодых среди военных флотов современных морских держав. Тогда, в 1868 г., японцы начали создавать морскую силу почти с нуля, и мало кто мог предвидеть их поразительные способности перенимать лучшие европейские достижения.
Иное дело Россия: ее флот имел за плечами более 150 лет собственной истории, испытал периоды подъема и упадка, гордился многими победами и пережил несколько горьких поражений, создал национальные морские традиции. Да, Крымская война завершилась поражением России и гибелью Черноморского флота. Но эта же война была отмечена славными Синопом и Петропавловском, подвигами моряков на бастионах Севастополя, где они заслужили невиданные ранее отличия. В 60–х гг. XIX в. на мостики кораблей нового парового флота России поднялись флагманы и командиры, отмеченные боевыми орденами. Среди них было немало и георгиевских кавалеров. Все это напоминало флотской молодежи о славной истории флота и внушало уверенность в возрождении его боевой мощи.
Выпускников Морского училища 1868 г. ожидали дальние плавания, новая техника и возможности отличиться. Через десять лет одноклассники Зиновий Рожественский и Оттон Щешинский сами стали георгиевскими кавалерами. Зато в начале XX в. на гардемаринов 60–х гг. легло тяжкое бремя ответственности перед Родиной. Главный инспектор морской артиллерии А. С. Кротков (четвертый по списку), известный своими историческими трудами, отвечал за техническую часть артиллерии всего флота. Образно говоря, это он вручил меч З. П. Рожественскому, посланному «отомстить коварному врагу». Значительная часть офицеров 2–й Тихоокеанской эскадры была воспитанниками А. Х. Кригера, бывшего на рубеже веков директором Морского кадетского корпуса (так с 1891 г. вновь стало называться Морское училище). А. А. Ирецкой, командир порта Императора Александра III (Либава), провожал З. П. Рожественского в поход и снаряжал отряды ему в подкрепление. Бремя ответственности, как выяснилось, не всем оказалось по плечу…
Большинство подчиненных и ближайших помощников З. П. Рожественского времен 1903–1905 гг. также были знакомы ему с юности, по Морскому училищу. Среди них — лучший гардемарин 1867 г. Д. Г. Фелькерзам, гардемарины 1869 г. А. А. Вирениус, Н. И. Небогатое, О. Л. Радлов, О. А. Энквист, гардемарины 1870 г. А. Г. Нидермиллер и Б. А. Фитингоф. Кроме этого, Зиновию Петровичу довелось вести в бой сыновей многих и хорошо известных ему питомцев училища. Таким образом, Русско–японская война была не только делом Николая II, его правительства и народа, но и во многом «семейным делом» офицеров Российского флота, представлявшего собой спаянную корпорацию со своими связями и законами.
Характер Зиновия Рожественского вполне проявлялся уже в училище. Его добросовестность и трудолюбие внушали уважение. В то же время Зиновий Петрович рано обнаружил стремление не только подмечать любые, пусть незначительные, промахи начальства, но и откровенно высказывать по ним свои категорические суждения. Это касалось и товарищей. Исключительно самостоятельный, замкнутый, болезненно самолюбивый, он не всегда считал нужным скрывать чувство собственного превосходства над теми, кто стоял ниже его по умственному развитию или допускал ошибки.