Архип Богачев круто повернул крупную голову, в упор сказал командиру:
— Я его первый увидел — мне его и решать.
В его словах была не просьба, а требование, и не просто солдата, но еще и отца. Ермаков задумался. В смелости Богачева сомневаться нет резона — трус тигра не поймает, — но тут нужна не только смелость, но и умение, помноженное на выдержку и хладнокровие. А хватит ли их у разгневанного отца? Можно было бы испытать, попробовать, но сейчас не до экспериментов. Лучше послать уже испытанных.
— Снаряды взорвут Ахмет и Терехин, — коротко приказал командир взвода и, повернувшись к Богачеву, добавил: — А мы с вами после взрыва будем крушить пушки. Ясно?
Богачев промолчал — видно, обиделся. Ахмет и Терехин мгновенно растаяли в адской тьме. Первые минуты ползли быстро, но постепенно сбавляли скорость. То и дело натыкались на колючие кусты и острые камни, заползали в хлюпающие лужи, залегали там, остерегаясь, как бы вспыхнувшая молния не выдала их. Чуткий и осторожный Ахмет, как всегда, сдерживал дерзкого и бесшабашного Терехина, но в свою очередь сам заряжался его дерзостью, стараясь не отстать от него. Так уравновешивая друг друга, они все ближе подбирались к цели.
Через затопленные водой кусты разведчики подползли к заросшему травой бугорку и затаились, ожидая вспышку молнии. Бот она рассекла извилистой трещиной ночной мрак и осветила огромные, в рост человека, черные камни, а между ними серый стожок, накрытый сверху брезентом. Рядом ходил часовой — пять шагов в сторону ущелья и пять обратно. Разведчики отползли вправо с таким расчетом, чтобы часовой, уходя от них, повертывался спиной, потом подползли ближе, чтобы сократить расстояние для рывка.
Светало медленно. В мокрой мгле едва маячила широкая, приземистая фигура часового с большой головой, закутанной приплюснутым капюшоном. «Уж не он ли убил Архипова сына? — подумал Санька. — И откуда их черти принесли на нашу голову?»
Терехин выждал, когда часовой повернется к нему спиной, нащупал рукоятку ножа и рванул вперед. В один миг он налетел на часового, сильным ударом свалил его на землю и с опаской поглядел в ту сторону, где, по его расчетам, должны стоять японские орудия. Там было тихо. Ахмет подскочил к стожку, поднял край промокшего брезента и увидел положенные друг на друга ящики. Все ясно — снаряды. Зарыть, видно, не сумели: в камне яму не выроешь. Просто приткнули к камням, поближе к огневым, да и только.
Озираясь по сторонам, Ахмет вынул из гранатной сумки толовые шашки, приладил к ним бикфордов шнур, сунул между ящиками и с гневом подумал: «Вишь ты, сколько смертей припасли на наши головы!» Потом достал из кармана зажигалку и задумался.
— Чего медлишь? — беспокойно прошипел подползший к нему Санька.
Ахмет был так поглощен своими мыслями, что не мог сразу ответить своему напарнику. Ему было обидно, что этот мощный взрыв не достанет тех, кто затаился сейчас у орудий, поджидая наши танки. Получалась просто досадная нелепость. Взрыв потрясет землю, расколет кряж, разнесет вдребезги камни, а японские батарейцы останутся невредимыми. Сколько голов придется сложить потом нашим ребятам, чтобы выковырять их из укрытий, обезвредить нацеленные пушки!
«Нет, так дело не пойдет», — решил Ахмет и начал шепотом доказывать Терехину, что, прежде чем взорвать этот смертоносный стожок, надо выманить из нор самураев и отправить их на тот свет вместе с этими снарядами.
Саньке идея очень понравилась. Он схватил автомат и дал длинную очередь в ту сторону, где должны стоять японские пушки. Когда очередь стихла, из темноты донеслись тревожные выкрики, хлопнул ответный винтовочный выстрел.
— Ага, разворошил муравейник! — крикнул Терехин и дал в том же направлении еще одну такую же очередь.
Шум в темноте нарастал. Послышался громкий гортанный крик, а вслед за ним заухали дружные винтовочные выстрелы. Разведчики не оставались в долгу, бросали в том же направлении гранаты, строчили из автоматов. Где-то с правой стороны зарокотал пулемет, а слева сверкнул оранжевый язык пламени — грянул пушечный выстрел. Над ними со свистом пронесся снаряд и улетел в мокрую, взбудораженную выстрелами темноту ночи.
После пушечного грохота еще чаще затявкали винтовочные выстрелы, а потом совсем рядом разорвалась граната. Ахмет сильно испугался этого взрыва, испугался не своей смерти, а того, что они, сраженные осколками и пулями, не успеют выполнить боевого задания — не взорвут боеприпасы. Что тогда подумает о них командир? Не обеспечили! Позор на всю Азию! Им доверили такое важное задание, а они подняли на ноги вражескую батарею и отдали концы. Попробуй теперь справиться с этой батареей, если она вся на ногах, приготовилась к бою! Нет, надо сначала взорвать снаряды, а потом уж помирать.