– Знаю, что знаменитый триптих, написанный Караваджо, когда-то висел во дворце Медичи во Флоренции, и, возможно, на вилле Кареджи. Он был заказан, как алтарь, но считался слишком богохульным, так многие его составляющие были осуждены. Медичи подарили его Фёдору Перовому, который позднее его потерял, когда в России было Смутное время. А когда в семнадцатом столетии к власти пришли бояре, картину, по слухам, восстановил Пётр Великий. Дедушка Петрович владел картинами, они висели в большом зале, пока не были утеряны, проданы или похищены во времена Сергея. Многие говорят, кто владеет ими, владеет миром.
Томас кивает, согласный с моим изложением, но Килмент выглядит не убеждённым.
– Триптих2 известен под названием «Мадонна и волк», – заканчиваю я.
Петровичи любят эту картину, потому что женщина, которую изобразил Караваджо, была якобы настоящей Марией Магдалиной – шлюхой. А волк? Это изображение человека-волка, который поедает Марию. Несмотря на ужас происходящего, на его лице выражение экстаза. Волк тоже рассматривается, как метафора со старорусским названием воров. Волки – воры у двери. Мы хищники, а остальные – жертвы. Однажды я видел триптих, когда Елена Петрович устраивала чей-то день рождения. Считалось, что Сергей продал его, чтобы финансировать свои грязные извращения.
– Но почему это так важно? Это же просто картины?
Томас смотрит на меня.
– Это символ богатства и силы, который потеряли. А Караваджо – один из величайших художников всех времён, его работы нельзя называть просто картиной. Она принадлежала Петру Великому. Она бесценна, единственная в своём роде. Почему она нужна нам? Позорное пятно на фамилии Петровичей, что она в чужих руках. И теперь, как никогда раньше, мы должны показать нашим врагам, что мы сильны.
– Значит, вы хотите картину, но почему она, как тест на верность? Разве я не доказывал свою преданность снова и снова?
Я расправил руки, покрытые шрамами, будто они и есть доказательство моей верности.
– Караваджо был утерян много лет назад. Многие из нас пытались его найти, но безуспешно, – признаётся Томас. – Если ты найдёшь её, то покажешь себя хитрым и находчивым человеком, который ничего не боится. Восстановишь гордость братства и покажешь себя ценным лидером.
Я сдерживаю отвращение, накатившее изнутри, и сжимаю губы. Лидер не бегает по миру в поисках картины. Лидер должен вывести наши активы из опасных и рискованных предприятий в более стабильные. Лидер должен порождать верность, предоставлять участникам братства возможность кормить свои семьи и защищать близких.
Эта охота из укрытия, невозможная задача призвана заставить меня потерпеть неудачу и показать себя слабаком среди тех, кто поддерживает меня. Или ещё хуже, в моё отсутствие они уничтожат тех, кто представляет угрозу. Моё убийство вызвало бы восстание.
Но речь идёт не о картине. Это наказание, месть и возмездие. Но я на шаг впереди их. Я догадывался, что они предложат мне это задание. Они думают, что долго провожусь, потрачу на это целые месяцы. Я буду рад доказать им, как сильно они ошибаются.
Томас откидывается на спинку стула и осматривает всех сидящих вокруг стола. Он долгое время был членом братства. Они уважают его голос.
– Принеси нам Мадонну, и Братва станет твоей.
Улыбнувшись, я поднимаю ладони в жесте согласия.
– Тогда, это сделано.
Я не так уж и лукавил, и через два часа уже сидел за одним столом с Иваном Грозным. Иван Достонеев – лидер организации «Достонеевская Братва», расположенной в Санкт-Петербурге. Достонеевы считают себя потомками наперсников царей. Возможно, так и есть, но все мы преступники. Мы купаемся в крови наших врагов и проливаем кровь нашей молодёжи.
– Я слышал у Братвы Петровича проблемы, мой друг, – говорит он, как бы случайно.
Иван обладал властью, не потому что был умён, а потому, что он был человеком слова. Это редкость в нашей среде. Люди доверяют ему и боятся его. Он торгует покровительством. И вы не знаете, когда потребуется его покровительство, но когда придёт время, вам придётся послушать призыв и оплатить ужасные последствия.
Я должен ему услугу и знал, что пришло время платить, когда увидел его имя на экране своего телефона. Пора платить по счётам.
– Когда происходят изменения в руководстве, многие связи расстраиваются. Но всё изменится, – отвечаю я.
– Мои люди говорят, что совет бросил тебе вызов. Справишься, и братство Петровича твоё.
Я стойко переношу его хвастовство о том, что он проник в нашу организацию.
– Мои люди говорят мне, что твой сын не хочет следовать по твоим стопам. Что тогда будет с Достонеевыми.
– Ха! Владимир молод. Он хочет пить и трахаться. Пусть развлекается.
Сделав глоток водки, жестом показывает мне, чтобы я сделал то же самое. И я делаю, опрокидывая стакан, и прозрачная жидкость скользит по моему языку и проникает в горло.
– Ну, хватит осторожности. Пятнадцать лет назад ты просил об услуге. Я оказал её. Теперь пришло время погасить долг.
– Конечно.
В конечном счёте, я хочу освободиться от своего долга. Я так долго размышлял над чем и когда меня попросят. Скоро неопределённость оставит меня.
– Я хочу, чтобы ты принёс мне Караваджо.
Его просьба поражает меня.
– Почему все так любят эту картину? – я действительно сбит с толку.
Он разводит руками, и почти каждый его палец украшают тяжёлые драгоценные перстни. Посадив на трон, его будет не отличить от старинного принца.
– Я всегда её хотел. Она висела во дворце Петра Великого и была написана по заказу Казимо Медичи3.
– И ты положил глаз на Петровичей.
Он усмехается.
– И это тоже.
– Нет, – категорически отказываюсь я. – Проси что-нибудь ещё.
– Мне больше ничего не нужно, – он разводит руками. – Ты знаешь, что они выводят тебя из себя. Эта картина для них ничего не стоит. Они хотят, чтобы ты покинул Москву, и удалить твоих молодых солдат, которые ещё пойдут за тобой. Старая гвардия так легко не сдастся.
Я бесстрастно смотрю на него. Старая гвардия вконец одряхлела. Их игры так очевидны, что даже посторонние понимают план.
– Не знал, что тебя интересует власть «Петровичей». Ты всегда говорил, что в Москве одни крестьяне.
В отвращении щёлкает пальцами.
– Мне не нужна твоя драгоценная Братва. Меня не интересует ваш бизнес. И, честно говоря, Вася, ты тоже. Пусть «Братва Петрович»а горит синим пламенем. Найди картину и верни её домой. Пятнадцать лет – слишком большой срок, чтобы наблюдать за твоей драгоценной сестрой. На что ты готов, чтобы твоя семья восстановилась?
Я борюсь со своим желанием обнажить зубы, перепрыгнуть через стол и душить его, пока боль не сотрёт его самодовольную улыбку.