— Господин Тамасви? Я вас везде ищу! — раздался грузный голос сзади.
Обернувшись, Эскар увидел спешащего к нему мужчину с расширенными от волнения глазами.
— …Причина? — спросил жнец, пренебрежительно махнув рукой запоздалому трактирному половому, отказываясь от его помощи раздеться.
Бесцеремонно скинув свой черный кожаный плащ на табурет, мужчина наконец удостоил взглядом толстенького мужичка, который все это время поспешал за ним.
Эскар Тамасви
Мой взгляд остановился на скорописи на каменной стене таверны над широким камином. Она была здесь столько, сколько я помню корни моей чистокровной семьи — очень долго.
«Vivamus, moriendum est», — Давайте жить, раз уж нам суждено умереть, — гласила надпись.
Я мрачно ухмыльнулся, проводя рукой по намокшим от дождя волосам.
— Знаете, господин Тамасви… К вам заходят люди, запрашивают об ваших услугах. — неизвестный мне мужчина, вероятно, новый писарь, заикался на заднем плане. — Но вас никогда нет у себя наверху! Что же я должен им говорить?!
Я останавливаюсь, и мой взгляд падает на ладони — абсолютно гладкие, без каких-либо жизненных линий, которые могли бы быть у простых смертных. У меня этого нет. Как и у других, кто собирает души — слуг извечного тёмного круговорота, лишенных роскоши иметь свои собственные линии судьбы. С губ сползает легкая усмешка.
— Передай этим людям — я пожну их души, когда буду располагать большим временем.
— Но… Но когда же это будет, господин, могу ли я спросить? Ведь это ваша прямая обязанность — помогать отчаявшимся покинуть эту мерность! Но вы, хороший господин, игнорируете их письма с запросами и не появляетесь в своем кабинете уже целую неделю! — возмущенно восклицает мужчина, его пышные усы подрагивают в свете масляных ламп.
Я стиснул зубы и медленно повернулся к упёртой пиявке.
Лысый, непривлекательно полноватый, лет сорока: мгновенно заглядывает мне в глаза. В его взгляде плещется множество эмоций, и главная из них — лесть и корысть.
— …Ты, очевидно, здесь совсем недавно. — я делаю медленный шаг к раскрасневшейся потной пиявке. — Так и быть, я дам тебе одну большую подсказку, как правильно обращаться и разговаривать со мной в следующий раз. Если такой вообще будет. — делаю еще один шаг с неизменным выражением лица. Я буквально чувствую, как его жилетка все больше намокает от испарины, а маленькие поросячьи глазки бегают из стороны в сторону в поисках запасного пути.
— …Простите, ггг-осподин Тамасви! Я не знал!.. Не знал!.. — он начинает заикаться, и я поднимаю бровь. — Н-не знал, как правильно с Вами разговаривать, мой господин!.. Как должен был! Я искренне прошу прощения за это невежество!
Намеренно медля, я наконец позволяю когтям своей темной ауры отступить, отпуская его. Неохотно киваю своей несостоявшейся жертве.
— Молодец. Ответ, который я ожидал услышать.
Сегодня полный зал. Трактир «Чёрная Лилия» переполнен, и мне едва удается сохранять глаза открытыми сквозь табачный дым, а уши — вменяемыми от всей этой тарабарщины на разных диалектах туманных графств, громко звучащих повсюду.
— Боже мой… Я так скучала, — сладко шепчет мне на ухо брюнетка-халдейка.
Положив одну руку на ее поясницу, смотрю в ее карие глаза, словно ища там чего-то стоящего… И ничего не нахожу. А что я вообще ожидал там увидеть?..
Вскоре другая халдейка-официантка незаметно появляется у меня под боком, скользя по мне ощутимо вызывающим взглядом.
— Ну привет… — блондинка улыбается, наклоняясь ко мне. Она красивее первой, но разве это имеет значение?.. Когда все, что они могут сказать мне, это сладкие, пропитанные похотью три слова.
Эти яркие фантики, конечно, приятно иметь в кармане… Но пустота, скрывающаяся за их привлекательной внешностью, в последнее время начинает сильно раздражать. Особенно сейчас, когда я должен был вернуться к своим обязанностям жнеца после… После кончины отца.
Я поворачиваюсь, чтобы шепнуть что-то на ухо брюнетке и отправить ее к чужому кошельку, но внезапное многочисленное аханье толпы останавливает меня.
Пытаясь различить источник их массового удивления, я переключаю свое внимание туда.
Проходит немного времени, и я еле распознаю женщину, лежащую без сознания на полу посреди собравшейся вокруг нее толпы.