— Диплом с отличием?
— Да. После экзаменов со мною беседовали… На предложение я ответил согласием. Обрадовался, когда мне сказали, что вернусь в родной город. Здесь, в Таврийске, живет моя мама.
— Понятно. Но я хотел бы знать, насколько это соответствовало вашим личным планам и представлениям о будущем?
— Предложение было для меня неожиданным. И планы пришлось пересмотреть. Но ответил согласием.
— Почему?
— Я юрист и надеюсь, мои знания на новой работе будут полезными. И потом — просто интересно, — откровенно сказал он.
— Приключения, погони, преследования? — Майор перестал улыбаться и теперь изучающе осматривал Алексея, с явным интересом ожидал его ответа.
— Да нет… Я не настолько наивен, чтобы именно так видеть вашу работу.
— Нашу работу. Теперь она и ваша тоже. Кстати, и преследования в ней могут иметь место, — неопределенно проговорил Никита Владимирович. После паузы спросил: — Вы обратили внимание в вестибюле нашего здания на мемориальную доску?
— Да.
Алексей тогда, когда его впервые пригласили в управление для беседы, остановился перед доской из белого мрамора, окаймленного черной полосой. На невысоком подиуме стояли цветы. Мягкий свет скрытого прожектора выделял, словно бы рельефнее оттенял и белизну мрамора, и золото выбитых на нем букв. Двадцать три фамилии были обозначены на мраморе.
— Пятнадцать наших товарищей погибли на фронтах Великой Отечественной войны, восемь — в мирное время. Конечно, основная тяжесть потерь после Победы пришлась на первые послевоенные годы, однако недаром же чекистам и сегодня партия доверяет право иметь оружие, — сказал майор Устиян.
Алексей кивнул: да, он это понимает.
— Вам, не сомневаюсь, знакомо слово «розыск».
— Конечно.
— Именно розыском мы с вами и будем заниматься. Розыском уцелевших, забившихся в разные щели военных преступников, лиц, изменивших Родине, предавших ее.
Алексей молчал, он ожидал, что майор более подробно расскажет об этом.
— Разочарованы? — по-своему истолковал его молчание Устиян.
— Думаю, — кратко ответил Алексей.
— О чем, если не секрет? Поделитесь своими мыслями.
— В моей семье тоже есть печальная страница — карательный отряд, которым командовал какой-то Коршун.
— Коршун?
Майор изредка, но не грубо, а тактично, подчеркивая этим свое внимание, перебивал собеседника, уточняя заинтересовавшую его информацию.
— Такая у него была кличка — Коршун. Его карательный отряд полностью уничтожил весь наш род и село Адабаши. В отряде были гитлеровцы и предатели-полицейские. Но я почти не сомневаюсь, что никого из них уже нет в живых. Прошло сорок лет…
— Почти не сомневаетесь?
— Вы понимаете, почему я так сказал.
— Вот видите, вы не можете убрать из своего печального рассказа маленькое словечко «почти»… Наверное, слышали о судебных процессах, которые прошли в последние годы над предателями и изменниками Родины? Читали? А как они заметали следы, маскировались! И все равно пришлось платить за все.
— Единичные случаи, — не очень уверенно сказал Алексей. — И боль эта — вчерашняя. Нет-нет, — поправил он себя. — Я прекрасно понимаю, как важно найти и покарать убийц, даже если они в очень далеком прошлом творили свои злодеяния. Но вот вчера я узнал, что ворье обчистило квартиру моего товарища… Был случай, вы о нем, конечно, знаете, все тогда говорили об этом, хулиганы забили насмерть случайно встреченного прохожего. Так, от нечего делать. Или становится известно о взятках и взяточниках, мелких и крупных казнокрадах… Не целесообразнее ли сосредоточить внимание именно на том, что болит сегодня?
Никита Владимирович согласно кивнул:
— Да, у нас еще много непорядка. К сожалению, встречается и то, о чем вы говорите. Больно становится, когда узнаешь, что совершено преступление или что человек, которому многое было доверено, запятнал свою совесть и честь мздоимством, попойками… С такими будем бороться. Знаете, как сказал Феликс Эдмундович в своей последней речи: «Я никогда не кривлю своей душой; если я вижу, что у нас непорядки, я со всей силой обрушиваюсь на них». Этот завет Дзержинского для нас незыблем и сегодня, хотя, конечно, и время у нас другое, и недостатки иные, совсем не те, против которых сражался Феликс Эдмундович… Однако между прошлым и настоящим есть своя связь… Впрочем, — сам себя остановил Устиян, — давайте условимся так: на ваш вопрос я отвечу, когда вы у нас немного проработаете. А может, вы и сами на него найдете ответ.