— Вокруг Южного полюса, — вставил Нильс.
— Южного полюса?
— Да, именно. То есть так, как континенты выглядели миллиард лет назад. Суперконтинент Родиния. Это немного сложно объяснить за тридцать секунд, но все-таки: если поместить тридцать четыре места, в которых были совершены убийства, на двенадцатую, двадцать четвертую, тридцать шестую и сорок восьмую параллель, тогда… — Ханна посмотрела на Нильса, прежде чем продолжать: — Они образовывают небольшие кольца, или круги, и…
Она запнулась, и Нильс закончил за нее:
— Короче, остаются только два пункта: Копенгаген и Венеция.
Молчание. Бегут секунды.
— Венеция?
Соммерстед переводил взгляд с Ханны на Нильса и обратно.
— Венеция? Мы ездили в Венецию в свадебное путешествие.
Ханна не поняла сарказма.
— Почему вы об этом говорите? — спросила она.
Нильс перехватил инициативу, откашлялся и повысил голос, чтобы перекричать какое-то объявление на английском, которое раздавалось из динамиков на весь конгресс-холл.
— Сегодня вечером, — сказал он, — вернее даже сегодня после обеда, когда сядет солнце, около четырех…
— В 15.48, — перебила его Ханна.
Нильс продолжал:
— В 15.48 или здесь, или в Венеции будет совершено убийство.
Люди вокруг начинали обращать на них внимание. На сей раз однозначно датчане, журналисты с аккредитациями, висящими на шее на черных телефонных шнурках.
— В Венеции солнце сядет через пять часов, здесь — уже через три. У нас мало времени.
64
Библиотека больницы Фатебенефрателли, Венеция
Томмасо помнил все места убийств, начиная с самых первых. Танзания, Перу, Бразилия. Сейчас он нанес их фломастером на карту, ту самую, из детского атласа. Океаны он вырезал скальпелем, континенты собрал в одно целое. Теперь даже невооруженным глазом было видно, что тут есть закономерность.
Томмасо закрыл дверь в библиотеку, но сюда все равно доносились голоса из коридора. Он смотрел, не отрываясь, на аппликацию, лежащую на столе. Мир, разрезанный на куски и собранный воедино. Снаружи жалобно выли сирены, Томмасо не сразу вспомнил, против чего они предостерегают, и только подойдя к маленькому квадратному окошку и взглянув на венецианцев, спешащих вернуться домой, он понял, что уровень воды в каналах беззвучно поднимается и через несколько минут начнется наводнение. Он обернулся на изувеченную карту, на вырезанные океаны и подумал, что вода в лагуне как будто хочет отомстить ему за это изгнание с карты.
Чушь.
Сезон наводнений в лагуне был в разгаре. Несколько раз в неделю все венецианское население натягивало на себя резиновые сапоги и комбинезоны, баррикадировало двери и конопатило щели. Томмасо тоже, конечно, стоило бы вернуться домой, — с другой стороны, можно просто позвонить соседу снизу и попросить его поднять доски. Эта мысль напомнила ему о телефонном звонке из Дании, и он снова попытался дозвониться до той женщины, которая оставила сообщение на его автоответчике, — но никто не брал трубку.
Мать Томмасо, как и следовало ожидать, лежала в той же позе, в которой он ее оставил. Одна. Томмасо внезапно ощутил, что у него болят голова и спина, и окликнул проходившую мимо медсестру:
— Простите, можно мне какое-нибудь обезболивающее?
Она взглянула на него и улыбнулась:
— Я позову врача.
Она ушла. В хосписе вообще было пусто, из персонала остались только те, без кого никак нельзя обойтись, — ну и пациенты, конечно. Все остальные поспешили домой, как бывает всегда, когда поднимается вода. Одним нужно попасть на материк, другие торопятся спасать свои дома.
— Я что-то нигде его не вижу, — сказала медсестра, просовывая голову в дверь. — Как только он появится, я сразу его к вам отправлю.
— Спасибо.
Она посмотрела на него с грустью.
— Я недавно говорила с сестрой Магдалиной.
— Она проводила с мамой очень много времени, я так ей за это благодарен.
— Магдалина сейчас едет сюда, — медсестра улыбнулась. — Несмотря на наводнение. Она сказала, что это очень важно, и просила, чтобы вы ни в коем случае не уходили, пока с ней не поговорите.
Томмасо было сложно представить, что такого важного она может ему сказать.
— Вы ждете кого-то еще из родственников?
— Да нет, вряд ли.
— Может, вам стоит сходить зажечь свечку в память госпожи Барбары?
— Да, пожалуй.
— Я передам сестре Магдалине, что вы обещали не уходить далеко.
Томмасо улыбнулся, и совесть католика подняла его на ноги. Конечно, он должен зажечь свечу, она поможет маме пройти через Чистилище.