Нильс проглотил две таблетки. Не исключено, что это уже передозировка, он невнимательно читал инструкцию.
— Ну что? Довольна? — Голос звучал немного угрюмо.
— Ты же сам в это не веришь, — слова вылетели у нее изо рта, как выстрел.
— Что?!
— То, Нильс! Я же все прекрасно вижу! Ты в это не веришь. Объясни мне, что тут сложного? Сколько людей страдают какими-нибудь странными фобиями — и что? Все они просто съедают нужные таблетки — и вперед, они снова на коне!
— Я так и делаю. Я стараюсь.
— Но достаточно ли ты усерден, Нильс?
Молчание. Он колебался. Ему только почудилась угроза в ее голосе? Намек на то, что это его последний шанс? Это действовало ему на нервы. Многие чувства были ему неведомы, но с паранойей, к сожалению, он знакомство свести успел.
— Это было чуть ли не первое, что я сказал, когда мы с тобой встретились. У меня проблемы с тем, чтобы летать на самолетах.
— С тех пор уже сто лет прошло!
— Ты помнишь, что ты тогда ответила? Что ничего страшного, потому что я и есть весь твой мир.
— Тысяча лет!
— Ты сама так сказала.
— И теперь у нас нет детей, Нильс. И мы никуда не ездили вместе дальше Берлина.
Нильс не стал реагировать. У него всегда плохо получалось ссориться. Особенно с Катрине.
— Посмотри сюда, Нильс. — Она оттянула свитер, демонстрируя ему часть своей груди. — Ты подумал, каково мне? Мне тоже нужна близость. Это биология. Я чувствую, что вот-вот засохну.
— Катрине… — Нильс не знал, что сказать. Иногда хватало просто правильного тона, но это был не тот случай.
— Завтра ты должен стоять здесь, Нильс. Ты… — У нее дрогнул голос. — Если завтра тебя здесь не будет…
— То что?
— То я больше ничего не могу обещать, Нильс.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты прекрасно знаешь.
— Нет, я не знаю! О чем ты говоришь?
— Ты слышал, что я сказала: или завтра ты стоишь здесь, или я ничего тебе не обещаю. Спокойной ночи, Нильс.
Они уставились друг на друга. Она готова была расплакаться, но изо всех сил пыталась скрыть это.
Потом она выключила компьютер.
— Твою мать! — Нильсу ужасно хотелось впечатать винный бокал в экран, но он сдержался. Как всегда.
На него навалилось одиночество, как будто из комнаты и из него выкачали кислород. Снова зазвонил телефон. Он выждал несколько звонков, пытаясь взять себя в руки. Сделал глубокий вдох, чтобы голос прозвучал как можно более жизнерадостно.
— Да, любимая!
— Давненько меня так не называли.
Нильсу понадобилось несколько секунд, чтобы узнать голос. Ханна Лунд. Астрофизик.
— Простите, я думал, это моя жена.
— Я сама виновата, не стоило звонить так поздно. Это старая привычка, еще с тех времен, когда я занималась наукой. Тогда разницы между днем и ночью не существовало. Вам, наверное, тоже такое знакомо?
— Может быть. — Нильс сам услышал, каким усталым вдруг стал его голос.
— Ваши убийства не дают мне уснуть.
— Мои убийства?
— Я много о них думала. Давайте встретимся?
Нильс взглянул на часы. Начало третьего, меньше чем через четыре часа зазвонит будильник.
— Я уезжаю в отпуск. В Южную Африку. Улетаю завтра рано утром.
— Если в этом есть какая-то система, — сказала Ханна, — ну, я имею в виду, если в этом замешаны цифры и расстояния между городами, которые складываются в определенную закономерность..
Нильс нерешительно попытался ее перебить:
— Но мы же не имеем никакого отношения к расследованию.
— Вы думали над этим?
— Над чем?
— Над закономерностью. Может быть, мы сможем ее установить.
Нильс подошел к окну и взглянул на темные улицы.
— Вы имеете в виду — предотвратить следующее убийство?
— Мне, конечно, понадобится вся имеющаяся информация, но у вас наверняка есть материалы дела.
Нильс думал. О Катрине.
— Как я уже сказал…
— Вы не имеете никакого отношения к расследованию. Я поняла. Извините за беспокойство, Нильс Бентцон.
— Ничего, все в порядке. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, любимый.
Она положила трубку.
25
Аэропорт Каструп, Копенгаген, четверг 17 декабря
Один из старейших гражданских аэропортов в мире, занимающий большое поле под Копенгагеном. Лучше всех в Европе переживший Вторую мировую войну. Пока остальные аэропорты рушились под бомбами, Каструп что-то оберегало. Провидение? Случай? Политика сотрудничества тогдашнего правительства с оккупантами?