— И зачем итальянец это вам отправил?
— Хороший вопрос. Меган Райли характеризует Сару как anti-social. A bit weird. Difficult lovelife. Nice, but she never seemed to be really happy.[47]
— Бедняжка, — сочувственно сказала Ханна.
Нильс кивнул.
— Вот, посмотрите. Он даже раздобыл детскую фотографию Сары — если это она, конечно.
Ханна взглянула на фотографию шестилетней девочки, немного неуклюже сидевшей на качелях.
— А вот это похоже на записи разных врачей и психиатров.
— Разве такие документы не конфиденциальны? Их ведь итальянец не мог раздобыть сам?
— Ну почему, — возразил Нильс. — Мог, если был достаточно упорным.
Он просмотрел выписки. Часть из них была совершенно нечитабельна.
— Судя по всему, в 2005 году с Сарой что-то случилось. Она начала выказывать симптомы психической нестабильности. Панические атаки, расстройство сна, параноические тенденции.
— Там указана какая-то причина?
Нильс покачал головой и вернулся к бумагам.
— А, вот, подождите. Я, кажется, пропустил это в некрологе. Может быть, тут есть связь: в 2005 году ее уволили с работы из-за дела, получившего освещение в местной прессе.
— Что за дело?
— Здесь ничего об этом нет. Хотя стойте… — Нильс порылся в бумагах. — Вот, теперь я кое-что нашел. Газетная вырезка… — Нильс хотел было прочитать ее на английском, но статья оказалась слишком большой, так что он передумал.
— Что там написано?
— Что Сара Джонссон уволена с немедленным отстранением от должности за то, что использовала для спасения смертельно больного мальчика лекарство, не прошедшее клинические испытания. Мальчик выжил, но поскольку речь шла о принципе и дело вызвало значительную волну критики, у руководства больницы не оставалось другого выхода, кроме как уволить врача.
— Лекарство, не прошедшее клинических испытаний?
— Так здесь написано. Насколько я знаю, на сертификацию нового лекарства может уйти до пятнадцати лет, и Сара Джонссон, по-видимому, не могла так долго ждать. Поэтому она нарушила правила и спасла мальчика.
— Это имеет какое-то отношение к паранойе?
— Где врачебные заключения? — Нильс поискал среди бумаг. — Об этом здесь ничего нет. Написано только, что паранойя становилась все ярче и ярче и что в 2006 и 2008 годах Сара лежала в психиатрической больнице в Тандер-Бей. Тамошний психиатр, некий доктор Аспет Лазарус, характеризует Сару как «периодически полностью теряющую адекватность из-за страха, что кто-то преследует ее и хочет лишить жизни».
— Лишить жизни? Кто же хотел ее смерти?
— Неизвестно. Но он своей цели достиг, потому что 31 июля того же года Сара была найдена мертвой в собственной машине возле супермаркета «Собис». Полиция will not rule out…[48] — Нильс просмотрел страницу до конца и перевел: — Они не исключают убийства, но никаких обвинений по этому делу выдвинуто не было. Poison.
— Poison? Яд?
— Да.
— Больше там ничего не написано?
— Только то, что Сара Джонссон похоронена на кладбище Риверсайд в Тандер-Бей. В анонимной общей могиле.
— А как насчет метки на спине? Там что-то об этом есть?
Нильс снова опустил глаза на страницу, пролистал дальше.
— Нет, ничего. Хотя подождите. Вот выписка из протокола вскрытия. Skin eruption or bloodshot on the back.[49]
— Может быть, именно поэтому полиция подозревала, что ее отравили?
— Да, наверняка поэтому. Но теперь дело закрыли.
Ханна кивнула и затушила сигарету. Нильс поднялся с места, пересек комнату наискосок, остановился у глухой стены и обернулся.
— Я не понимаю, — сказал он, глядя на нее. — Зачем он собрал такое количество материалов?
— И почему он прислал все это вам?
Нильс снова уселся, плетеное кресло заскрипело в тишине.
— Ну что, продолжим? — спросил Нильс. — Вы видите во всем этом какой-то смысл?
— Давайте посмотрим на следующее дело. Открывайте свои Кумранские рукописи.
— Ладно. Вот убийство номер два согласно этой хронологии. Отправляемся на Ближний Восток.
Дело об убийстве: Людвиг Голдберг
На этот раз Нильс сел на полу и разложил вокруг материалы о Людвиге Голдберге, как рассыпанный пазл. Двенадцать текстовых кубиков, вместе составляющих картину жизни и смерти.
— Я думаю, так будет удобнее, — сказал Нильс, изучая бумаги.
— Что у нас есть? — спросила Ханна.
— Все. Судя по всему. Некрологи. Выдержки из дневника. Интервью. Что-то похожее на стихотворение. Но значительная часть этого на иврите. Он очень симпатичный, — он протянул ей фотографию Людвига Голдберга. Темные взволнованные глаза, интеллигентные очки, узкое приятное лицо.
47
Асоциальная. Немного странная. Сложная личная жизнь. Хорошая, но никогда не выглядела по-настоящему счастливой