— Ну и погодка.
— Что мы знаем? — Нильс выкинул окурок и принялся пробиваться через заграждения.
— Он стрелял три или четыре раза. У него есть заложник.
— Что известно о заложнике?
— Ничего.
— Там есть дети?
— Мы ничего не знаем, Нильс. Леон уже там. В подъезде, — он указал направление.
15 декабря 2009 года, вторник
Fuck you!! — прямодушно нацарапал кто-то на стене рядом с фамилиями жильцов. Разбитый подъезд представлял собой монумент политическим лозунгам последних лет: Нильс успел прочитать надписи «Сохраним Христианию», «Смерть Израилю» и «Бей мусоров», пока за ним захлопывалась ржавая подъездная дверь. За мгновение, что он шел от машины до подъезда, он вымок насквозь.
— Что там, дождь идет, что ли?
Нильс не разобрал, кто именно из троих полицейских на лестнице попытался пошутить.
— Этаж третий?
— Yes, sir.[4]
Не исключено, что они смеялись за его спиной, пока он поднимался наверх. По пути он встретил еще парочку совсем молодых полицейских в бронежилетах и с автоматами. Нет, мир не стал лучше с тех пор, как Нильс больше двадцати лет назад поступил в полицейскую академию. Наоборот. Он читал это в глазах молодых полицейских, в их тяжелых, холодных, непроницаемых взглядах.
— Не волнуйтесь, ребята, мы все вернемся домой живыми, — прошептал Нильс, проходя рядом с ними.
— Леон! — крикнул один из них. — Переговорщик уже поднимается.
Нильс прекрасно знал воззрения Леона: доведись тому выбирать себе девиз, он гласил бы: «Операция прошла успешно, но пациент умер».
— Кто там, мой друг Дамсбо? — крикнул Леон с лестничной площадки наверху, пока Нильс шагал по ступеням.
— Не знал, что у тебя есть друзья, Леон.
Леон спрыгнул на две ступеньки вниз и удивленно уставился на Нильса, обеими руками сжимая автомат «Хеклер и Кох».
— Бентцон? Откуда они тебя выкопали?
Нильс посмотрел Леону прямо в глаза — мертвые, серые, — как будто отражение среднестатистической ноябрьской погоды.
Нильс с Леоном не виделись довольно долго, потому что предыдущие шесть месяцев Нильс провел на больничном. Щетина Леона за это время успела побелеть, а волосы отступили со лба назад, освободив морщинам больше места.
— Я думал, они пришлют Дамсбо.
— Дамсбо болеет, а Мункхольм в отпуске, — ответил Нильс, отодвигая в сторону дуло автомата.
— Ты думаешь, ты справишься, Бентцон? После такого-то перерыва? Небось все еще лекарства принимаешь? — На губах Леона расцвела снисходительная улыбка, прежде чем он продолжил: — Ты же вроде теперь выписыванием штрафов за превышение скорости в основном занят, нет?
Нильс покачал головой, пытаясь скрыть, что запыхался, и делая вид, что глубокие вдохи соответствуют глубине его задумчивости.
— Насколько там все серьезно? — спросил он.
— Петер Янссон, двадцать семь лет. Вооружен. Ветеран войны в Ираке. Даже медаль там, кажется, получил. Угрожает застрелить всю семью. Один из его сослуживцев сейчас должен подъехать, может быть, ему удастся убедить ветерана отпустить детей прежде, чем он выпустит себе мозги.
— А может быть, нам даже удастся отговорить его от того, чтобы выпустить себе мозги? — спросил Нильс, твердо глядя на Леона. — Ну? Что скажешь?
— Господи, Бентцон, когда же ты наконец поймешь, что они не стоят того, чтобы тратить на них деньги. Тюремный срок, пенсия по инвалидности, далее по списку… — Нильс не в первый раз слышал эту циничную песенку, поэтому пропустил мимо ушей завершающий бортовой залп: — Налогоплательщикам он обойдется в средних размеров состояние.
— Что еще, Леон? Что мы знаем о квартире?
— Две гостиные. Вход сразу в первую из них, никакого коридора. Мы думаем, что он во второй гостиной, слева. Или в спальне, в конце квартиры. Мы слышали выстрелы, мы знаем, что там двое детей и жена. Или бывшая жена. А может, только ребенок и приемный ребенок.
Нильс вопросительно взглянул на Леона.
— Да, у каждого соседа есть своя версия этой истории. Ну что, ты заходишь?
Нильс кивнул.
— Он, к сожалению, совсем не идиот.
— В смысле?
— Он знает, что быть абсолютно уверенным в том, что переговорщик не пронес оружие или передатчик, можно только в одном случае.
— То есть он хочет, чтобы я разделся?
Глубокий вдох. Леон участливо посмотрел на Нильса и утвердительно качнул головой.
— Я пойму, если ты откажешься. Мы вполне можем начать штурм.