— Нет, — сказала она. — У меня больше, чем у вас всех вместе взятых, есть причины не возвращаться домой.
Она заплакала.
— Бедняжка Ремзие, я как старший брат со всей искренностью говорю вам. Вы совсем другой человек, совершенно не такой, как представляете себе.
Я понимал, что обязательно должен вернуть Ремзие домой. И в то же время мое сердце сжималось от мысли, что ее больше не будет среди нас.
— О чем вы говорите?
— Вы понимаете, что за причина толкнула меня боязливого и стеснительного человека на этот разговор. Если сейчас вы скажете: «Нет, вы ошиблись!» — я приму все как есть и только отвечу: «Да, ошибся, извините за то, что вмешался в вашу жизнь!»
Она склонила голову и задумалась.
— Хорошо, я скажу правду. Но и вы не говорите, что я поступаю неправильно. И не думайте, что я играю.
— Когда вы играете, вы просто перевоплощаетесь, но не обманываете себя. И тогда вы тоже открыты. Вы должны с ним договориться. Потому что и он, без сомнения, любит вас. Между вами могли возникнуть разногласия. Я еще раз хочу напомнить: мы бедняки.
— Благодарю вас. За вашу тактичность, за ваши слова. Однако, несмотря на то что я маленькая беззащитная женщина, это впечатление обманчиво. Вы должны подумать о том, что я все же свободна в своих поступках, и дать Мне возможность все решить самой.
Мы вернулись на станцию. Состав готовили к отправке. Ремзие все еще сжимала руками голову.
— Что, даже на воздухе немного не полегчало? — Нет!
— Все это от волнения перед предстоящим скверным приключением.
— Да вы просто хотели от меня избавиться! И не говорите, что это не так!
— Повторяю еще раз. Такая жизнь не для вас. И в этом есть доля моей вины. Со временем я стал понимать, что вы настоящая актриса. Я снова ошибся. Даже тогда сомневался, ты помнишь!..
— Почему вы мне не предложили?
— Ты бы отказалась!
— Откуда знаете? Может быть, принимая решение, плакала бы, как ходжа. У меня жизнь еще так и не началась!
Я засмеялся.
— Не говори так, — произнес я. — Ты еще совсем ребенок. Я тебя по-настоящему открыл для себя на сцене. И мне стало тебя очень жаль.
— Убежать от всего и избавиться. Ах, как хорошо больше не возвращаться в места, которые покинул. Не ступать на один и тот же след дважды.
Я заметил, как она мечется, словно хочет броситься в море этой темной ночью.
— Да ладно вам, — наконец произнесла она. — Я не способнее других. Может, есть небольшой талант. Да и только.
— На сцене вы становитесь другим человеком! Как бабочка, летящая к свету. Все под ногами горит, рушится, тает.
— Нет, нет! Я уверена, что смогу продолжить это приключение. Разрешите мне остаться с вами.
— Я буду только рад, Ремзие.
— Я тоже буду Очень рада, — вдруг сказала она.
Значит, для нее сменить намеченный путь было настолько легко.
Немного погодя к нам подошли Ходжа и Макбуле.
— Хотел Ремзие обмануть, — начал я. — Хотел заставить ее вернуться, но не получилось. Вы бы разок ей объяснили, что ли!
— Мне кажется, что в настоящий момент она нуждается в нас.
— Я остаюсь с вами! — воскликнула она и по непонятной причине обняла ходжу. Самое странное, что оба заплакали.
— Послушай, дочка. Ты просто оригинал. Иди ко мне, я, как смогу, тебя успокою: может, по-мужски, по-отцовски, а может, и как дед. Как хочешь на это можешь смотреть!
Ремзие не слушала и продолжала его обнимать. Потом, оставив ходжу, бросилась на шею Макбуле. И словно долгие годы прожившие в разлуке люди, они обнимались и плакали.
Все вместе мы вернулись на станцию. Немного погодя прибыл поезд на Стамбул. Мы проводили его возгласами: «Брату привет!»
Приближалось утро. Идти нам было некуда. На станции мы нашли Дядьку с девочкой Макбуле. Они спали, прижавшись друг к другу. Ничего не объяснив, мы забрали их с собой.
— Повезло ей, — сказал он. — У нее такая большая семья.
В сумерках несколько человек спросили у станционного смотрителя:
— Кто это такие?
— Актеры.
Хафиз Нури рассказывал нам о Ыгдыре[82]. И мы решили обязательно начать оттуда. В первые часы рассвета Пучеглазый собрал нас всех и посадил в грузовик, направлявшийся в Ыгдыр. Макбуле села рядом с шофером. Мы разместились на ящиках в кузове. Горбун со своими короткими ногами никак не мог нормально устроиться. Все съезжал с ящика. Газали, который так еще не оправился от полученной взбучки, лежал между ящиков. Горбун постелил между ящиками циновку и смастерил для него что-то вроде постели. А сам сел у Газали в изголовье и положил его голову себе на колени. Увидев это, Ремзие чуть ли не силой склонила голову Дядьки себе на грудь.