Генерал оказался благородным и весьма приятным человеком. Обратившись ко мне, он сказал:
— Это большая удача, что среди нас находится знаменитая певица. А что, если попросить ее продемонстрировать нам свой прекрасный голос? Как вы думаете, это не будет выглядеть неучтиво?
— Да разве мы можем упустить такой шанс! — воскликнул директор, опершись спиной о край сцены. — Слава о госпоже Айсель гремит по всей Турции. И вот дорога привела ее в наш дом культуры. Она не может покинуть нас, не окрасив наши своды звуком своего божественного голоса.
Макбуле сказала начальнику, что ее зовут Айшевен, а не Айсель, потом повернулась к генералу.
— Для меня это большая часть, паша! Большая честь! — произнесла она и снова рассмеялась до кашля. Затем продолжила: — После столь ужасного путешествия, вы думаете, что у меня сохранился голос? Однако я все же попробую… Вот только где мы найдем аккомпанемент?
С места поднялся седой мужчина, который недавно обещал директору сделать триумфальную арку из дубовых палок.
— Наш джазовый оркестр, наверное, сможет сыграть народную турецкую музыку. Только, госпожа, сможете ли вы спеть под сопровождение трубы?
После его слов все засмеялись.
Этому человеку было лет пятьдесят пять-шестьдесят. Но он казался высохшим стариком. Его шея была немного всегда повернута в сторону, у него был выпуклый лоб, впалые щеки, а наружный край правого глаза слегка подпорчен оспой. Его тонкие щеголеватые усики по этой же причине осыпались в нескольких местах.
Потому как все во главе с генералом смеялись и аплодировали ему, стало понятно, что это известная и всеми любимая личность в городе.
— Ходжа[14], если ты захочешь, то всегда найдешь выход, — сказал генерал.
— Самый лучший выход из этого положения — это мой уд[15]. Он, безусловно, лучше трубы, — заверил старик, еще больше изогнув шею. — Однако в такую погоду как его из дому-то принесешь?
Директор сразу отправил домой к старику машину.
Среди приглашенных находился один хорошо одетый мужчина. Почему-то мой взгляд то и дело задерживался на нем. Макбуле, заметив это, сказала, что и он из нашего поезда и едет в плацкартном вагоне, который подцепили к нам в Февзипаша. Хорошо-то оно хорошо, но что делает среди нас этот аристократ, если у него в поезде купе с теплой постелью?
Один раз Макбуле, прижав свои губы к моему уху, попыталась посплетничать, щекоча перепонку своим простуженным голосом.
— Рядом с ним в каракуле — машинистка, — шептала она. — По всей вероятности, делит с ним купе. Удобно как, правда?
Меня прошиб пот: с одной стороны, я боялся, как бы кто-нибудь из сидящих за столом не услышал ее свистящего шепота. А с другой — того, что люди, увидев нас, могут все превратно истолковать.
Выручил меня из столь щекотливого положения вовремя подоспевший уд.
Директор, взяв Макбуле за руку, под бурные аплодисменты вывел ее на сцену и хотел посадить в принесенное из его кабинета кресло. Однако она наотрез отказалась и, осторожно пройдя на середину сцены, остановилась.
Бурными аплодисментами и свистом зрители просили ее петь снова и снова. По правде говоря, песни оказались совсем неплохими. Однако человек с аристократичной внешностью настолько засел у меня в голове, что это мешало мне наслаждаться ее пением. Я очень хорошо знал этого человека — только вот откуда? Начинающая лысеть острая макушка, большой мясистый нос, словно без хрящей, при каждом повороте головы свисающий то в одну то в другую сторону, глаза, начинающие подрагивать и моргать, если его о чем-то спрашивали. Где я мог видеть все это? В памяти стали проноситься портреты когда-то виденных мной людей: знаменитого профессора юриспруденции, которого я узнал по фотографии в газете, потом щеголеватого торговца-армянина. Однако я быстро отмел эти две кандидатуры. Постепенно его образ стал уносить мои мысли далеко в прошлое — в мое детство. Помню, что в последние годы правления Абдул-Гамида[16] я часто видел одного прожигателя отцовского состояния. Его можно было встретить то на известных базарах Фенербахче[17], то перед театром Минасяна[18], то проезжающим в первоклассном фаэтоне, запряженном венгерскими скакунами. Поговаривали, что он был сыном паши Софу Сейфуллаха и что в саду отцовского особняка в Булгурлу построил сцену и играл там в пьесах вместе с самыми настоящими артистами и разными прихлебалами.
16
Абдул-Гамид — 34-й султан Османской империи правил с 1876 по 1909 годы. Установил деспотичный режим. Турция при его правлении превратилась в полуколонию западноевропейских стран. (
18
Минасян — османская драматическая труппа, образованная Мартиросом Минасяном, откуда и получила свое название. (