Отец подошел к Приаму и поклонился с достоинством. Не как слуга, а как родственник, имеющий с ним единого предка в четвертом колене. Царь Трос — это ведь и мой предок тоже. А кто это слева, молодой и смазливый? Не знаю, у отца спрошу. Наверное, кто-то из царских сыновей. Детей у Приама целый табун, потому как жен много, а наложниц еще больше. Он своих отпрысков сам посчитать не может. Интересно, и как он вообще кормит такую ораву?
— Восславим богов! — торжественно поднял первую чашу Приам, плеснул вино на пол, а потом бросил в курильницу, стоявшую рядом, кусок лепешки. Вино собралось в канавку и потекло в небольшую полость, аккуратно выдолбленную для этой цели в каменной плите. Разумное решение. Не дураки дворец строили, вон, даже разуклонку предусмотрели.
— Восславим! — подняли кубки гости и с утробным звуком влили вино в себя.
После этого мы омыли пальцы в чашах, которые поднесли рабыни, а потом в зале установилась тишина, наполненная лишь сосредоточенным чавканьем. Богатый стол у царя. Свежие лепешки лежат аппетитной стопкой, а рядом с ними зелень, лук и маслины. Отец подмигнул: налегай, мол, не теряйся. Я макнул кусок лепешки в оливковое масло и жадно отправил в рот, как будто и не ел недавно. Вслед за лепешкой умял пору долек луковицы, посыпанной солью и ароматными травками, а потом слуги внесли блюда с жареной козлятиной, распространяющей вокруг себя густой мясной дух. Не поскупился царь, столько народу решил накормить досыта.
Вино шло чаша за чашей и сопровождалось здравицами хозяину дома, его женам, его детям и внукам, коих было и вовсе какое-то немыслимое количество. Вскоре мы и лепешки, и козлятину съели, а вслед за тем тщательно облизали пальцы, прежде чем омыть их в чистой воде, и рыгнули сыто. Это гости дорогие так показали, что им вкусно было. Установилось вязкая тишина, и все посмотрели на Приама с напряженным ожиданием.
— Я позвал вас вот зачем, славные мужи, — сказал Приам, с достоинством вытерев багровые капли с усов и бороды. — Обида нам тяжкая нанесена. Совет ваш нужен.
Вот оно чего. Значит, царь Дардана Акоэтес, дядя мой, отца сюда с поручением послал. Сам не захотел прийти, хитрец этакий, чтобы иметь возможность переиграть ситуацию на ходу. Отец ему все расскажет, а дядя примет решение, ввязываться в какую-то авантюру на стороне родственников-троянцев или нет. Что же, послушаем.
— В прошлом году, как вы помните, почтенные, — начал свою речь Приам, — у нас ахейцы почти два десятка женщин украли, когда они полоскали белье в ручье.
— Помним… помним… — закивали гости. — Там уважаемых горожан жены и дочери были.
Ну, украли кого-то, это дело обычное. Баб именно так и воруют, когда они белье полощут. Стерегут в кустах, хватают в охапку, и на корабль. Ищи свищи потом. Только во всем этом одна тонкость есть: когда ты сам рабыню умыкнул — это дело хорошее и даже почетное. Украл, натешился вдоволь и продал потом. Таким подвигом не грех и перед женой похвалиться, а та на радостях всем соседям разнесет. Вот, мол, какой у меня муж — справный добытчик. Но вот если твою собственную жену или дочь украли — это как бы позор великий, и требует немедленного отмщения. Мелкие противоречия в этой схеме никого не смущали. Деды и прадеды такими обычаями жили, а значит, и нам те обычаи сгодятся. Логика здесь была простая. Если защитить себя не способен, то ты как бы и не человек вовсе, тебя каждый обидеть может. А следовательно, любой путник, который за границу своей страны вышел — законная добыча для того, кто ее взять сможет. Оттого и сбиваются купцы в тысячные караваны. Никому неохота закончить свою жизнь, вращая ворот мельничного камня вместо осла. Хотя мужей редко в рабство берут, а воинов — тем паче. Их ведь не удержать. Они или сразу сбегут, или сначала прибьют мотыгой наивного хозяина, который такой товар купил. Потому пленных, как правило, на месте режут, если продать некому, а вот баб берут охотно. Баба, особенно если ей тут же ребенка заделать, никуда не денется. А дитя ее домородным рабом становится, который другой жизни, кроме рабской, не знает. Ни родни у него, ни друзей. И не ждут его нигде. Сдохнет от голода, даже если сбежит. Так-то!