— Нет, вы не ошибаетесь».
Маноле Брашовяну остановил магнитофон и пояснил:
— Вначале я был склонен думать, что после пашей беседы вы решили подвергнуть меня проверке… Глупо, конечно, но такие мысли приходили мне в голову…
Фрунзэ молча посмотрел на него: ему было неудобно сказать, что обстановка, в которой происходит прослушивание, действует на нервы. Несмотря на свое возбужденное состояние, адвокат все же уловил нетерпение собеседника и снова включил аппарат.
— «Хотите, я покажу вам документ, который вы подписали летом сорок четвертого года?
— Если он при вас… почему бы и нет?
— Он у меня в фотокопии. (Пауза.) Пожалуйста! Убедились?
— Убедился… Но я никак не могу понять, что же вас все-таки привело в мой дом в столь поздний час.
— Вы дали подписку о неразглашении секретов… Но вы нарушили свое обязательство, о чем мы были вовремя оповещены. Более того, вы составили описание судебного процесса, Однако благодаря секретарю, который тогда служил у вас, описание оказалось в наших руках.
— Прошу не упускать из виду: я доктор юридических наук и знаю, что представлял собой в правовом отношении подписанный мною документ тогда и что он представляет собой в настоящее время. Я брал обязательство не перед частным лицом или организацией, а перед признанными конституцией государственным учреждением и законом…
— Я не собираюсь вам возражать. В сущности, господин Брашовяну, мы полагаемся на вашу прозорливость и профессиональную сообразительность. Я уполномочен…
— Как вы сказали? Вы уполномочены? Кем же? Разумеется, если мне позволено будет узнать…
— Я уполномочен довести до вашего сведения, что подписанное обязательство сохраняет силу даже по прошествии двадцати лет.
— Предъявленный вами документ автоматически переходит в юрисдикцию нынешнего государства. Таким образом, если у вас есть ко мне какие-либо претензии, прошу вас вызвать меня куда следует и там в соответствии с законом предъявить мне обвинения, которые вы сочтете нужными. Кроме того, вы не ответили мне на вопрос: кто же вас уполномочил? Уже поздно…
— Однако вы опять торопитесь. Я советую вам терпеливо выслушать меня до конца. Что верно, то верно, я не майор госбезопасности. Что касается меня — прошу вас внимательно выслушать, — я принадлежу к старому аппарату секретной информационной службы… Надеюсь, теперь вам ясно?
— К сожалению, нет… В сущности, чего вы от меня хотите?
— Прежде чем ответить на этот вопрос, я открою вам один секрет… Вероятно, это не доставит вам удовольствия, но у меня нет иного выхода… Вы были назначены официальным защитником Ангелини не случайно, а по указанию секретной информационной службы. Повторяю, по указанию секретной информационной службы.
— Любопытно! Если бы не столь поздний час, меня бы очень заинтересовало ваше заявление. Я ведь и не знал, что пользовался таким доверием секретной информационной службы.
— На вас было заведено досье…
— Итак?
— Выслушайте меня до конца, а уж потом, если сочтете нужным, вызовете милицию или госбезопасность. Вы были легионером[12], не так ли? (Пауза.) Надо ли повторять мой вопрос?
— Ну и что из того? Тогда это было модно. Зеленая рубашка, черные брюки, портупея…
— Конечно, для некоторых это было просто модой… Но в январе сорок первого года, после ликвидации мятежа легионеров, вы спрятали здесь, в этом доме, Хорию Симу[13]. А его в это время разыскивали власти… Мы-то знали, что он скрывается у вас. По соображениям высшего порядка мы не стали его арестовывать здесь. Что это вы перестали улыбаться, господин Брашовяну?
— К чему вы клоните?
— После мятежа, когда страсти поутихли, вы публично отреклись от легионерского движения и поклялись в верности маршалу. Как видите, и это мы знаем. И это фигурирует в вашем досье…
— И что же вы все-таки хотите от меня?
— Ничего особенного. Вы не должны разглашать секретов судебного разбирательства по делу Ангелини.
— Так ведь я до сих пор молчал. Я не помню, чтобы когда-нибудь даже заикнулся о деле Ангелини, хотя в качестве официального защитника и выступал только один-единственный раз. К тому же прошло двадцать лет…
— Извините, что я вас перебиваю… Нам стало известно, что госбезопасность заинтересовалась делом Ангелини. Возможно, они придут к вам. И даже очень скоро.
— Хорошо, но существует архив, досье судебного процесса. Зачем им ходить ко мне, когда у них все под рукой?