Вот оно! Занавески в очередной раз затрепетали, разошись и у тёмного прямоугольника окна (несмотря на темноту, свет в комнате не включали) возникло светлое пятно лица. Пауза, не более нескольких секунд, затем створки распахнулись, и… Произошло ли что-то ещё Никлас не мог сказать наверняка, по спине пробежал холодок. Торопливо прощаясь с собеседником, он спрашивал себя: насколько велика вероятность, что поразительно гибкая полупрозрачная фигура соскользнула с крыши в призывно распахнутое окно. Не глядя, Никлас нажал отбой, отключил экран телефона и сунул его в задний карман брюк — всё внимание его было приковано к чёрному провалу, откуда неуютно веяло загадкой и дурацкой мистикой. Содерсберг мог поклясться, что ни один человек в мире не сумел бы проделать подобный трюк с проникновением в комнату, если бы сам не стал свидетелем такого проникновения. Он задавался вопросом: не стал ли жертвой игры утомлённого дневными переживаниями сознания, но почти сразу забыл о своих сомнениях, потому что там, на высоте полутора десятков метров начало происходить что-то совершенно невероятное.
Сумерки и фонарный свет позволяли рассмотреть не так много, но достаточно: переливающаяся тень и детский силуэт в её глубине появились в приоткрытом окне. Раз — тень взмыла вверх и исчезла за коньком крыши. Детектив мог поклясться, что тень плотно стискивала в объятиях мальчика. Не успев даже осмыслить всю бредовость видения, он сорвался с места, перебежал через улицу, проскочив перед самым бампером фургона с рекламой доставки на кузове. Никлас знал, что на последнем этаже каждого дома на этой улице есть технический люк для выхода на крышу. На четвёртый этаж он забежал меньше чем за полминуты, что для его комплекции просто невероятно и, возможно, скажется позднее на сердечной мышце. Плевать! Задыхаясь и сипя, Никлас толкнул крышку люка, та подскочила на полсантиметра и вернулась на место. На какой-то миг Никласу показалось, что крышка заперта на замок, но тут же рассмотрел, что на месте её удерживает обычная щеколда. Откинув крышку, детектив выбрался на наклонную поверхность крыши.
Подсвечивая себе фонариком смартфона, но всё равно то и дело поскальзываясь на влажной черепице, Никлас преодолел скат крыши и перевалил на другую сторону. Вытяжные трубы, каминные тубы и… Ничего? Содерсберг остановился и присел. Какого хрена он забыл на крыше чужого дома этим вечером? Он свихнулся, и… Взгляд уловил движение на дальнем краю крыше, за особенно широкой каминной трубой. Мальчик стоял возле тёмной неряшливой груды, которая могла быть как свалкой старой мебели, которую жильцы дома незнамо зачем выволокли на крышу, так и… небольшим приземистым домиком? Домиком из низкопробного американского хорора, тут же поправил себя Содерсберг, настолько дешёвого и любительского, что пряники, из которого он был построен, давным-давно высохли, растрескались и грозили рассыпаться кучей крошек… Никлас осторожно продвигался по склону, стараясь как можно меньше шуметь, обратившись во взгляд и слух. Мальчик что-то говорил, негромко, неразбрчиво, его высокий голос скрадывался бездонной темнотой, наваливавшейся на крыши домов. Никласу почудилось сначала, что детский голос эхом отражается от лабиринта труб и той чёрной груды, но тут же уловил иную тональность звука — Малышу что-то отвечало. Тоже негромко, речитативом, глухо, как из трубы — голос, если это вправду был голос, заставлял ёжиться и вспоминать истории, рассказанные ещё подростком у походного костра. Содерсберг чувствовал, что рубашка прилипла к спине и просто истекает влагой. Никлас достал пистолет и ещё на несколько метров подошёл к Малышу.