Выбрать главу

– Бери в рот, – приказал Филипп. Но я лишь пыталась высвободить свои волосы от его хватки. «Не буду я этого делать! Не буду, ни за что!» – мысленно кричала я, а вслух могла лишь стонать от боли и ужаса. Тогда Филипп свободной рукой несколько раз ударил меня по лицу. Я заплакала, закричала, но Филипп был неумолим.

– Бери в рот! – повторил он. – Живо!

Я брыкалась и вырывалась, но он против моей воли затолкнул свой огромный член мне в рот и даже ухитрился протолкнуть его дальше, почти в самое мое горло. Удерживая меня за волосы, он собрал их в пучок и даже переплел несколько прядей в косу – наверное, так ему было удобнее держать меня. Я задыхалась, по моим щекам потекли слезы, но Филипп стал делать резкие ритмичные толчки, так же как минуту назад делал между моих ног. Он насиловал мой рот несколько минут, перед моими глазами уже все темнело, я перестала чувствовать боль и, наверное, уже начала терять сознание. Тогда Филипп, увидев это, вытащил свой орган из моего рта. Похоже, он не хотел, чтобы я задохнулась. Я закашлялась, резкими вдохами вбирая в себя воздух. Мои легкие горели, будто я пробыла под водой, а во рту ощущала солоноватый вкус крови и чего-то еще – наверное, такой была на вкус мужская жизнетворная жидкость и мои соки... Мое тело скручивали спазмы, меня чуть было не стошнило на кровать, но Филипп не дал мне никакой передышки. Он снова повалил меня на кровать и забрался туда следом. Перевернув меня на живот, он снова раздвинул мои ноги и прижался к моей окровавленной промежности своим большим членом.

– А теперь расслабься, дорогая, иначе будет очень больно, – гадко прошептал он мне в самое ухо. Но от этих его слов у меня все внутри сжалось еще сильнее. Что он задумал? А Филипп, не мешкая, стал заталкивать свой член... Нет, не туда, а совсем в другое отверстие!..

Я закричала, но мужчина зажал мне рот рукой.

– Тише, тише, – снова прошептал он мне на ухо. – Раздвинь пошире ноги!

– Нет, нет! – пыталась проговорить я, но его ладонь крепко запечатывала мои губы. Он вторгался туда, куда войти было невозможно... Или почти невозможно... Мне казалось, что мои внутренности разрываются, меня пронзала нестерпимая боль. Но Филиппа совершенно не смущало, что по его ладони течет моя слюна, и что я отчаянно пытаюсь укусить его. Наоборот! Его, похоже, только раззадоривало мое сопротивление. Он бормотал мне на ухо какие-то мерзости, а сам медленно, но неумолимо погружался все глубже короткими толчками, пока не вошел полностью в мой зад. Мне казалось, что я умру прямо сейчас, разорвавшись пополам, в эту самую секунду, но я почему-то не умирала, а продолжала страдать – от нестерпимой боли и от невероятного унижения. Мне и в голову не приходило, что можно такое сотворить с женщиной, не убив ее. А Филипп, погрузившись в меня, снова начал двигаться – так же быстро, как и до этого. Он снова жестоко насиловал меня...

Но я не кричала, я только скулила от боли, как побитая собака. Новые и необычные ощущения сотрясали меня. То, что он делал со мной, было настолько мерзко, что из моей головы улетучились все мысли, словно стертые этими сильными ритмичными толчками. Перед глазами проносились какие-то картинки, наверное, от потрясения у меня начинал мутиться рассудок. Я ничего не понимала и уже почти не чувствовала своего тела, я будто отделилась от него, и Филипп теперь мог делать с ним все, что хотел – как с мертвым и бездушным куском мяса. Сколько прошло времени, я тоже не осознавала. Я только слабо, где-то на границе сознания, почувствовала, как Филипп снова изливается в меня, и даже издает какие-то звуки, похожие на глухое рычание. Но мне уже было все равно. Мое тело, некогда красивое и ухоженное, было изуродовано и обесчещено, а от моей разбитой души не осталось даже осколков, они искрошились в прах. В эту минуту мне хотелось только умереть. Я понимала, что после всего, что он сделал со мной, я уже никогда не буду прежней. Прежняя я умерла – в эту ночь, в эту минуту, на этой кровати...

Я немного пришла в себя лишь тогда, когда Филипп разъединился со мной и бросил на кровати, как изломанную и ненужную куклу. Я не видела его и не знала, ушел он или до сих пор находится в этой комнате, но я вздрогнула от ужаса, когда он вдруг снова подошел ко мне и схватил за волосы, приподнимая над кроватью мою голову. Я увидела блестящее острие длинного тонкого кинжала, который он занес надо мной, и даже обрадовалась – наверное, он решил убить меня, чтобы избавить от мучений. Все мое тело болело, каждая мышца, каждый сантиметр кожи... А внутри все ныло и тряслось с такой силой, будто кто-то перемешал мои внутренности громадной раскаленной ложкой. Я ощущала, как из меня что-то выливается и пропитывает низ рубашки – не то моя кровь, не то его семя, не то и то и другое вместе, и что-то как будто застряло там, надавливая изнутри и мешая мне двигаться. Наверное, Филипп разорвал там все, что возможно, и я все равно умру от потери крови, только буду умирать долго и мучительно. Пусть уж лучше прикончит меня сразу.